Травяной венок. Том 2

О, что было правильным и кто был прав? Если бы хоть один взрослый италик или ребенок сумел избежать резни и вернуться в Рим, то как смог бы он, Публий Сульпиций Руф, взглянуть в глаза этим беднягам? Чем он действительно отличается от Митридата – разве он не убивал италиков тысячами? Разве он не был легатом при Помпее Страбоне и не позволял все эти зверства?

Но несмотря на душевную боль и смятение, Сульпиций продолжал мыслить ясно и логически.

Рим не пристыдить, сенат тоже. Не пристыдить также и его собственное сословие, включая его самого. В сенате, как и в нем самом, сформировалось сознание римской исключительности. Сенат убил его друга Марка Ливия Друза. Сенат прекратил выдачу римского гражданства после войны с Ганнибалом. Сенат оправдывал разрушение Фрегелл. Сенат, сенат, сенат… Люди его собственного класса, включая его самого.

Итак, теперь им придется за все заплатить. И ему тоже. Настало время, решил Сульпиций, когда римский сенат должен прекратить свое существование. Нет больше древних правящих фамилий, нет больше богатств и власти, сконцентрированных в руках немногих, чудовищно несправедливых, которые могли бы совершить преступление в самый последний момент. «Мы не правы, – думал он, – и теперь мы должны расплачиваться. Сенат уйдет. Рим должен быть передан тем людям, которые являются нашими заложниками, несмотря на все наши уверения, что они – суверенные. Суверенные? Нет, пока существует сенат, суверенитет существует для всех только на словах, не считая присутствующих в этом зале, разумеется. Представители второго, третьего и четвертого сословий составляют основную часть римлян, имея все еще минимум власти. Подлинное богатство и власть представителей первого сословия неотделимы от богатства и власти сената. А потому они также должны уйти.»

Стоя рядом с Марием и Цинной (Почему Цинна оказался в оппозиции? Что связывало его с Гаем Марием кроме случайности?), Сульпиций взглянул на плотную толпу сенаторов, противостоящих ему. Там находились его лучшие друзья: Гай Аврелий Котта (назначенный сенатором в двадцать восемь лет, поскольку цензоры приняли близко к сердцу слова Суллы и пытались заполнить это великолепное собрание, сенат соответствующими людьми) и младший консул Квинт Помпей Руф, покорно примкнувшие к остальным – неужели они не сознавали своей вины? Почему они смотрят на него так, будто бы виноват он один? Да, он виновен! И сознает это! Но не в том, в чем думают они.

«И если они не понимают этого, – продолжал думать Сульпиций, – тогда я буду ждать своего часа, пока эта новая война – ох, почему же мы всегда воюем? – только еще разгорается. Люди подобные Квинту Лутацию и Луцию Корнелию Сулле будут принимать участие в ней, а потому не смогут противостоять мне в Риме. Я подожду и дождусь своего часа, и тогда прикончу сенат, а с ним и первое сословие.»

– Луций Корнелий Сулла, – объявил принцепс сената Флакк, – прими командование в войне против Митридата во имя сената и народа Рима.

– Только где мы найдем деньги? – спрашивал Сулла во время обеда в своем новом доме.

Вместе с ним находились братья Цезари, верховный жрец Луций Корнелий Мерула, цензор Публий Лициний Красс, банкир и торговец Гай Оппий, верховный понтифик Квинт Муций Сцевола и Марк Антоний Оратор, только что вернувшийся в сенат после продолжительной болезни. Список гостей Суллы был составлен таким образом, чтобы можно было ответить на его вопрос, если на него вообще можно было ответить.

– А есть ли что-нибудь в казне? – спросил Антоний Оратор, сам не веря в это. – Я подразумеваю, что все мы знаем, как городские квесторы и трибуны ведут себя в отношении казны, – они всегда настаивают, что она пуста, в то время как там полна чаша.

– Поверь, Марк Антоний, там действительно ничего нет, – твердо отвечал Сулла. – Я сам был в казне несколько раз и очень озабочен, как бы кто-нибудь не узнал, что я туда ходил.

– А как насчет храма Опса? – поинтересовался Катул Цезарь.

– Тоже пусто.

– Хорошо, – произнес верховный понтифик Сцевола, – но есть же золотые запасы римских царей, как раз на случай крайней необходимости.

– Какие запасы? – воскликнул хор из нескольких голосов, включая Суллу.

– Я сам не знал о них, пока не стал верховным понтификом, клянусь честью, – отвечал Сцевола. – Они находятся в подвале храма Юпитера Величайшего и Превосходного и составляют примерно двести талантов.

– Великолепно, – иронично заметил Сулла, – нет сомнений в том, что когда Сервий Туллий был царем Рима, этого бы хватило, чтобы начать войну, которая бы прекратила все войны. Но в наше время этого достаточно только для того, чтобы послать четыре легиона на шесть месяцев боевых действий. Я уже спешу сделать это!