Травяной венок. Том 2

– Да, но греческие боги – это не римские боги, разве не так?

– Храмы неприкосновенны, – упрямо заявил Мерула. И тут Сулла резко преобразился, это было первый раз за все время, что они его знали, и это ужаснуло их.

– Послушайте, – оскалился он, – вы не сможете заботиться обо всем сразу, это относится к богам тоже. Я соглашусь с вами в том, что касается римских богов, но здесь нет ни одного человека, который не понимал бы, как дорого стоит содержание легионов в период боевых действий! Если мы сможем наскрести двести талантов золотом, я получу шесть легионов. Это слишком ничтожные силы, чтобы противопоставить их четверти миллиона понтийских солдат – а я напомню вам, что понтийский солдат – это не голый германский варвар! Я видел войска Митридата – они вооружены и обучены почти как римские легионеры. Не так же хорошо, согласен, но намного лучше, чем голые германские варвары, хотя бы потому, что они защищены доспехами и приучены к дисциплине. Как и Гай Марий, я намереваюсь сохранить своих людей живыми, и, значит, мне нужны деньги для фуража и для приобретения всего снаряжения. Денег у нас нет, и вы не позволяете римским богам дать их мне взаймы. Поэтому я предупреждаю вас – и отвечаю за каждое свое слово, – когда я достигну Греции, я возьму те деньги, которые мне необходимы, из Олимпии, Додоны, Дельф и там, где я найду их. Все это означает, верховный жрец, что вам бы лучше поработать хорошенько с нашими римскими богами, и я надеюсь, что в наши дни они имеют больше тряпья, чем их греческие коллеги!

Никто не проронил ни слова.

Сулла принял свой обычный вид:

– Хорошо! – воскликнул он дружелюбно. – Теперь, если мы на этом закончим, у меня для вас есть более приятные новости.

– Слушаем тебя, Луций Сулла, – выдохнул Катул Цезарь.

– Я возьму с собой собственные четыре легиона, плюс два из легионов, обученных Гаем Марием, которые недавно использовал Луций Цинна. Марсы обессилены, и Цинне больше не нужны войска. Гней Помпей Страбон может делать все, что ему заблагорассудится, а поскольку он воздерживается от выплаты жалованья, я не собираюсь тратить время на дебаты с ним. Итак, еще десять легионов, которые надо демобилизовать и которым надо заплатить. Деньгами у нас определенно не получится, – продолжал Сулла, – поэтому я намерен издать закон, по которому с этими солдатами расплатятся землями в Италии, чье население мы фактически истребили. Помпеи, Фезула, Гадрия, Телезия, Грумент, Бовиан. Шесть пустых городов, окруженных прекрасными земельными наделами, – и они будут принадлежать тем десяти легионам, что я должен демобилизовать.

– Но это общественные земли! – вскричал Луций Цезарь.

– Нет, пока еще нет. И они не станут общественными землями, – заявил Сулла, – а отойдут солдатам. Хотя… может быть, вы измените свое набожное и благочестивое мнение по поводу римских храмов? – и он сладко улыбнулся.

– Мы не изменим, – отвечал верховный понтифик Сцевола.

– Тогда, как только мой закон будет опубликован, вам следует склонить сенат и народ Рима на мою сторону.

– Мы поддержим тебя, – заявил Антоний Оратор.

– А что касается общественных земель, – продолжал Сулла, – то не начинайте говорить об этом пока я не вернусь. Когда я приду назад со своими легионами, мне хотелось бы иметь запасные районы в Италии, где бы я мог разместить их.

В результате римские финансы не удалось растянуть на шесть легионов. Армия Суллы была определена в пять легионов и две тысячи всадников, и ни человеком больше. Когда все золото было сложено вместе, оно потянуло на девять тысяч фунтов – не хватило даже до двухсот талантов. Сущая безделица, но это все, что мог дать обанкротившийся Рим. Положение Сулы не позволяло ему снарядить даже одну-единственную боевую галеру, поскольку всех денег хватало только на то, чтобы оплатить наем транспорта для переправки его людей в Грецию – а именно это место назначения он обдуманно предпочитал Западной Македонии, – все дело было в том, что именно в Греции находились богатейшие храмы.

Наконец в конце сентября Сулла смог покинуть Рим и присоединиться к своим легионам в Капуе. Переговорив со своим доверенным военным трибуном Луцием Лицинием Лукуллом, он поинтересовался: не хотел бы тот выставить свою кандидатуру на выборах в квесторы, если он, Сулла, попросит именно его об этой услуге. Восхищенный этим, Лукулл выразил свое согласие, после чего Сулла послал его как своего представителя в Капую до тех пор пока не прибудет сам. Завязнув в аукционах государственного имущества и организации своих шести солдатских колоний, на протяжении всего сентября Сулла думал, что он уже никогда не сможет выбраться из Рима. То, что он делал, требовало железной воли и твердого руководства его коллег-сенаторов, большинство которых было очаровано им; хотя прежде они не уделяли ему внимания как потенциальному вождю.