Иисус. Дорога в Кану

— В Храме был один человек, когда мы принесли тебя туда, — сказала мама, — сразу после того, как ты родился, раньше, чем пришли с дарами волхвы.

Я слушал.

— И он сказал мне: «Тебе Самой оружие пройдет душу».

— Ты никогда раньше не говорила мне об этих словах, — шепнул я украдкой, как будто целуя ее.

— Нет, но я думаю, не настал ли теперь этот миг, — сказала она.

— Сейчас счастливое время. Радостное, хорошее время, все мы отправляемся на реку одной семьей. Разве не так?

— Да, — прошептала она. — Теперь отпусти меня. Мне еще многое надо успеть сделать.

— Еще минуту, — попросил я.

И прижал ее к себе.

Я отпустил маму только тогда, когда кто-то крикнул, что из Каны прискакал Рувим, он тоже получил известия. И что Шемайя стоит на улице напротив нашего дома и заглядывает во двор.

Я знал, что должен выйти к нему, взять за руку и привести к Авигее.

Глава 19

Это было долгое путешествие на юго-восток, шаг за шагом и песня за песней.

К вечеру первого дня к нам присоединилась огромная толпа паломников, такая обычно собиралась на дороге в Иерусалим. Из деревень и городов в одну сторону с нами шло столько же народу, сколько хаживало в Храм.

Шемайя и все его наемные работники отправились с нами. Однако Авигея ехала в тележке с моей матерью, старшими тетками и Маленькой Марией, хотя они редко втискивались туда все разом. Иосиф с дядей Клеопой ехали вместе с дядей Алфеем в большой телеге, среди бесчисленных корзин и узлов. Рабби ехал на своем белом ослике, Рувим и Иасон — на могучих неутомимых конях, которые часто стремительно уносили их вперед, и они дожидались нас в очередном городке на рыночной площади или у колодца или возвращались к нам медленным шагом.

Старый Хананель из Каны со своими рабами нагнал нас на третий день и так и остался с нами, хотя мы двигались с черепашьей скоростью. И вечерами все в точности походило на паломничество: расстеленные одеяла, разбитые палатки, костры, молитвы и гимны.

Где бы мы ни останавливались, мы встречали тех, кто уже побывал на реке, кого крестил Иоанн и его ученики, кто слышал «пророка Иоанна» своими ушами. Возвращавшиеся домой пребывали в веселии, охваченные новой надеждой, хотя она никак не была связана с каким-то определенным пророчеством.

Разумеется, люди то и дело задавались вопросом: что же это за крещение? И что оно означает? Учителя и книжники присоединялись к нам, молодые люди на лошадях обгоняли нас. Встречались отряды царских солдат, которые побывали на реке и могли сказать об этом только хорошее. И даже группки римских солдат, идущих к реке из Кесарии, останавливались, чтобы выпить с нами глоток вина, съесть немного похлебки с хлебом.

Римлянам было интересно, что это за странный человек, который привлекает на берег реки целые толпы. С нами они говорили о нем немного устало, однако тоже хотели увидеть человека в верблюжьей шкуре, который стоит по колено в Иордане, предлагая всем очищение. В конце концов, говорили они, у них дома тоже есть святилища и обряды, как и у нас. Мы кивали. Мы были рады, что они присаживаются ненадолго у нашего костра или берут у нас немного еды, прежде чем поспешить дальше.

Ученые люди по вечерам собирались в кружок, цитируя выдержки из Писания относительно великого дела очищения в водах реки Иордан. Они вспоминали пророка Элишу и то, как он направил Наамана, Прокаженного, искупаться семь раз в Иордане.

— Однако пророк его не крестил, — сказал один из ученых. — Нет, сам не крестил, точно, однако велел Прокаженному совершить омовение.

— И вспомните, — однажды вечером торопливо заметил рабби, — прокаженный смеялся над пророком. Глумился над ним, да-да, вспомните-ка, и злился, что пророк даже не пришел к нему, но отправил его на реку. Так что же, спрашиваю я вас, вот-вот произойдет?

Часто всплывала одна и та же тема: не празднование ли это нашей недавней победы в Кесарии? Раввины и фарисеи говорили об этом, и солдаты тоже. Раввины указывали, и в строгих выражениях, что место для вознесения благодарностей Господу не на берегу реки, но в Храме, который был так ужасно осквернен присутствием знамен Пилата. Никто не возражал.

И когда римские солдаты спрашивали, не празднуем ли мы, поскольку правитель отказался от своих притязаний, они вовсе не были враждебны или подозрительны, их только интересовало, почему столько народу идет, чтобы увидеть этого человека, с севера и юга, с востока и запада, даже из греческих городов Декаполиса.^[5]

---

5 Декаполис (греч. Десятиградие) — союз греческих городов Южной Сирии, Северного Заиорданья и Изреельской долины во главе с Дамаском.