Иисус. Дорога в Кану

Женщины тоже все замечали, не задавая вопросов. Они, кажется, смирились с этим, в отличие от дяди Клеопы и младших братьев, которые будили Иосифа, пользуясь малейшим предлогом.

— Дайте ему отдохнуть, — просила мама.

Тетя Есфирь говорила то же самое.

В глазах мамы стояла печаль, как и в ту ночь, когда мы получили письмо. Однако она была терпелива в своей печали. Ничто не удивляло ее, ничто не тревожило. Она время от времени усаживались рядом с Иосифом, между ним и своим братом Клеопой. Убаюкивала Иосифа на своем плече. Подносила ему воду, когда он начинал беспокойно шевелиться, и не давала другим будить его, хотя они делали это в основном для того, чтобы убедиться, что он еще может проснуться.

Как-то ночью Иосиф пробудился от сна и не смог понять, где он. Как мы ни старались, но так и не смогли объяснить ему, что направляемся на Иордан, чтобы встретиться с Иоанном бар Захарией и его последователями. Иаков даже вынул измятое письмо и прочитал его Иосифу при мерцающем свете.

— Неужели ты думаешь, — наконец сказала моя мать, — что мы повели бы тебя туда, куда ты не хочешь идти? Мы никогда такого не сделали бы. А теперь спи.

Он сейчас же успокоился и закрыл глаза.

Иаков отошел, чтобы никто не видел, как он плачет. Это его отец покидал нас. Да, все мы были братья, однако он был сыном Иосифа и его первой жены, которой никто из нас, за исключением Алфея и Клеопы, не видел. Маленьким мальчиком Иаков сидел у смертного ложа своей матери вместе с Иосифом. И вот скоро уйдет и Иосиф.

Я отошел, чтобы быть поближе к Иакову, и он, успокоившись, сделал мне знак, чтобы я встал рядом. Он был встревожен и вертел головой.

— Не следовало мне настаивать, чтобы он пошел.

— Но ты и не настаивал, — сказал я, — он сам хотел пойти, и завтра, когда взойдет солнце… мы будем уже на месте.

— Однако что же это может значить: один крестит другого, человек не погружается в реку сам, чтобы омыться, как заведено, но кто-то другой… И ты только посмотри на этих солдат! Такие вести взбудоражат этого безрассудного правителя, вот увидишь.

Я знал, ему надо поделиться своей тревогой, чтобы не оставаться с ней один на один: Иосиф умирает. Поэтому я не стал возражать. И скоро он стал спорить об этом с Иасоном, Рувимом, Хананелем, рабби и недавно прибывшим отрядом солдат царя, которые сопровождали богача, ехавшего в великолепно украшенных носилках. Я стоял, глядя на эту многочисленную компанию, расположившуюся на каменистой земле, — и вверх, в темнеющее небо.

Теплый воздух был насыщен сладкими ароматами реки и зеленых болот, я слышал голоса птиц, что гнездятся поближе к воде. Мне нравились эти звуки, сердце трепетало, и я ощущал ту самую тоску, что жила в моей матери. Это была не слишком сильная, но пугающая тоска. Из-за нее самые незначительные и обыденные вещи казались удивительными.

Что-то менялось, и менялось навсегда. Дети, которых сейчас звали, чтобы уложить спать, хотелось ли им того или нет, не замечали перемен, для них это было только приключение, как будто они отправились в путешествие к морю.

Даже мои братья пришли в восторженное состояние, которое они объясняли друг другу как желание покаяться, совершить омовение, даже позволить крестить себя, если на этом будет настаивать Иоанн бар Захария, чтобы потом можно было вернуться к работе с новыми силами.

Во мне же поселилась уверенность. Я не хотел спешить, но и не тащился в хвосте. Я не сетовал по поводу расстояния. Я медленно двигался вперед, навстречу тому, что в конце концов отделит меня от остальных. Я знал это. Я знал, не сознавая, что именно произойдет. И единственные глаза, в которых я видел такое же понимание — и такую же готовность, — были добрые глаза моей матери.

Глава 20

Утром, под серым грозовым небом, мы подошли к большому собранию крестившихся.

Как ни много нас было, мы оказались не готовы увидеть гигантскую толпу, заполнившую оба берега реки и простиравшуюся повсюду, насколько хватало глаз. Многие взяли с собой богато расшитые шатры и циновки, на которых раскладывали еду, тогда как другие, пришедшие со священниками и книжниками, были в разодранных одеждах и угрюмо ждали.

Калеки, нищие, дряхлые старики и даже крашеные уличные женщины влились в эту толпу по дороге.

Всюду мелькали солдаты, и по форме мы узнавали тех, кто состоял на службе у царя Ирода Антипы, и тех, кто служил его брату Филиппу. И было много роскошно одетых женщин в сопровождении слуг, а некоторые сходили с великолепных носилок.