Иисус. Дорога в Кану

Пришла моя сестра Маленькая Саломея, самая любимая и самая близкая из всех родственников. Мне всегда было больно оттого, что ей пришлось уехать в Капернаум.

Я все еще дремал, когда она разбудила меня поцелуем. Глаза у нее были глубокие, живые, они говорили о понимании, какое было у меня с нею и, наверное, ни с кем больше, кроме моей матери. Даже ее рука в моей руке, прикосновение ее плеча вызывали в памяти множество воспоминаний и невыразимую нежность.

Один долгий миг я просто крепко обнимал ее. Она отстранилась и посмотрела на меня совершенно иными глазами, какими не смотрела никогда раньше. Она, кажется, тоже погрузилась в воспоминания. Но затем я понял, что она старается запомнить меня таким, каким увидела теперь, все перемены в выражении моего лица.

Вбежал ее сын, растрепанный и любопытный, — просто копия моего дяди Клеопы, отца Маленькой Саломеи, хотя мальчику было всего шесть лет.

— Маленький Тобиах! — Я поцеловал его.

В последний раз я видел его в свое последнее паломничество в Иерусалим, но мельком, и казалось, что с тех пор прошла целая вечность.

— Дядя, — сказал он мне. — Все кругом только и говорят, что о тебе!

В его глазах блестел живой огонек, как и в глазах его деда.

— Помолчи пока, — сказала ему моя обожаемая сестра. — Иешуа, только посмотри на себя! Ты исхудал до костей. Лицо твое сияет, но у тебя наверняка жар. Пойдем сейчас же к нам, позволь мне ухаживать за тобой, пока ты не сможешь идти дальше.

— Как? И не попасть на свадьбу Авигеи через три дня? — Я засмеялся. — Неужели ты думаешь, что я могу туда не пойти? Наверняка ты все знаешь об этом деле…

— Я знаю, что никогда еще не видела тебя таким, — сказала она. — Если это не горячка, тогда что, брат мой? Идем, поживи у нас.

— Я голоден, Саломея. Но послушай. Я пришел с поручением. И я взял с собой этих людей, которые пришли вместе со мной…

Я колебался, но затем продолжил:

— Я проведу здесь всего одну ночь, прежде чем мы отправимся на свадьбу. Я пришел, чтобы отыскать мытаря. Я должен обедать с ним сегодня в его доме. Это дело нельзя отложить.

— Мытаря! — запальчиво воскликнул Иоанн бар Зеведей. — Но ты же не имеешь в виду Матфея, сборщика податей на здешней таможне? Рабби, он вор, какого еще не видел свет. Ты не можешь обедать с ним!

— Вор, все еще? — удивился я. — Разве он не покаялся в грехах и не вошел в реку?

— Он на своем таможенном посту, делает ровно то, что делал всегда, — сказал Симон. — Господи, отобедай со мной в моем доме. Отобедай со своей сестрой. Мы все отобедаем там, где ты захочешь, разобьем лагерь на берегу моря, пообедаем тем, что я наловлю. Но только не с Матфеем, сборщиком податей. Все увидят, все узнают об этом.

— Ты не обязан делать для него это, Иешуа, — сказала Саломея. — Ты делаешь это, потому что наш любимый Иосиф умер на руках мытаря в его шатре. Но ты не обязан это делать. Этого не требуется.

— Я сам требую этого, — сказал я негромко.

И снова поцеловал ее.

Она прижалась головой к моей груди.

— Иешуа, из Назарета пришло столько писем. Есть даже весть из Иерусалима. За тобой все следят с ожиданием, и не без причины.

— Выслушай меня, — сказал я.

Мне не хотелось ее отпускать.

— Пойди сейчас же и спроси своего свекра, нельзя ли вам отправиться с нами вместе в Назарет, чтобы отпраздновать бракосочетание Рувима и Авигеи. Тебе и малышу Тобиаху, который еще ни разу не видел дом своего деда, наш дом. Говорю тебе, твой свекор ответит согласием. Уложи свои наряды для свадьбы, и мы зайдем за вами обоими на рассвете.

Она стала возражать, произносить неизбежные слова о том, что ее свекор нуждается в помощи, что он никогда не позволит, но слова застыли у нее на губах. Она была охвачена волнением, поцеловала меня еще раз на прощание, подхватила Маленького Тобиаха и поспешно вышла из дома.

Остальные последовали за мной.

Как только я вышел за дверь, на меня в тревоге воззрился какой-то молодой человек. В нем чувствовалась сила, он был весь в пыли после работы, но с чернильными пятнами на пальцах.

— Все говорят о тебе, — сказал он, — по всему берегу. Говорят, Иоанн Креститель указал на тебя.

— У тебя греческое имя, Филипп, — сказал я. — Мне нравится твое имя. Мне нравится все, что я вижу в тебе. Идем со мной.

Он вздрогнул. Потянулся к моей руке, но дождался позволения, чтобы коснуться ее.

— Позволь мне взять и моего друга, который здесь, в городе, вместе со мной.