107  

    – Я же говорил - ничего здесь трудного нет. Так ты готов? Начнем?

    – Немедленно.

    – Натурщицу! - крикнул Дриоли. - Жози, иди сюда!

    Он засуетился, охваченный энтузиазмом, и, пошатываясь, принялся расхаживать по комнате, делая разные приготовления, точно ребенок в предвкушении какой-то захватывающей игры.

    – Где она будет стоять?

    – Пусть стоит там, возле моего туалетного столика. Пусть причесывается. Хорошо, если бы она распустила волосы и причесывалась - так я ее и нарисую.

    – Грандиозно. Ты гений.

    Молодая женщина нехотя подошла к туалетному столику с бокалом вина в руке.

    Дриоли стащил с себя рубашку и вылез из брюк. На нем остались только трусы, носки и ботинки. Он стоял и покачивался из стороны в сторону; он был хотя и невысок ростом, но крепкого сложения, а кожа у него была белая, почти лишенная растительности.

    – Итак, - сказал он, - я - холст. Куда ты поставишь свой холст?

    – Как всегда - на мольберт.

    – Не валяй дурака. Холст ведь я.

    – Ну так и становись на мольберт. Там твое место.

    – Это как же?

    – Так ты холст или не холст?

    – Холст. Уже начинаю чувствовать себя холстом.

    – Тогда становись на мольберт. Для тебя это должно быть делом привычным.

    – Честное слово, это невозможно.

    – Ладно, тогда садись на стул. Спиной ко мне, а свою пьяную башку положи на спинку стула. Да поживее, мне не терпится начать.

    – Я готов.

    – Сначала, - сказал юноша, - я сделаю набросок. Потом, если он меня устроит, займусь татуировкой.

    Он принялся водить широкой кистью по голой спине Дриоли.

    – Эй! - закричал Дриоли. - У меня по спине бегает огромная сороконожка!

    – Сиди спокойно! Не двигайся!

    Юноша работал быстро, накладывая краску ровным слоем, чтобы потом она не мешала татуировке. Едва приступив к рисованию, он так увлекся, что, казалось, протрезвел. Он наносил мазки быстрыми движениями, при этом рука от кисти до локтя не двигалась, и не прошло и получаса, как все было закончено.

    – Вот и все, - сказал он Жози, которая тотчас же вернулась на кушетку, легла на нее и заснула.

    А вот Дриоли не спал. Он следил за тем, как юноша взял иглу и окунул ее в тушь; потом он почувствовал острое щекочущее жжение, когда игла коснулась кожи на его спине. Заснуть ему не давала боль - неприятная, но терпимая. Дриоли развлекал себя, стараясь представить себе, что делалось у него за спиной. Юноша работал с невероятным напряжением. Судя по всему, он был полностью поглощен работой инструмента и тем необычным эффектом, который тот производил.

    Наступила полночь, но игла жужжала, и юноша все работал. Дриоли вспомнил, что, когда художник наконец отступил на шаг и произнес: "Готово", за окном уже рассвело, и слышно было, как на улице переговаривались прохожие.

    – Я хочу посмотреть, - сказал Дриоли.

    Юноша взял зеркало, повернул его под углом, и Дриоли вытянул шею.

    – Боже мой! - воскликнул он.

    Зрелище было потрясающее. Вся спина, от плеч до основания позвоночника, горела красками - золотистыми, зелеными, голубыми, черными, розовыми. Татуировка была такой густой, что казалось, портрет написан маслом. Юноша старался как можно ближе следовать мазкам кисти, густо заполняя их, и удачно сумел воспользоваться выступом лопаток, так что и они стали частью композиции. Более того, хотя работал он медленно, ему каким-то образом удалось передать свой стиль. Портрет получился вполне живой, в нем явно просматривалась вихреобразная, выстраданная манера, столь характерная для других работ Сутина. Ни о каком сходстве речи не было. Скорее было передано настроение, а не сходство; очертания лица женщины были расплывчаты, хотя само лицо обнаруживало пьяную веселость, а на заднем плане кружились в водовороте темно-зеленые мазки.

    – Грандиозно!

    – Мне и самому нравится.

    Юноша отступил, критически разглядывая картину.

    – Знаешь, - прибавил он, - мне кажется, будет неплохо, если я ее подпишу.

    И, взяв жужжащую иглу, он в правом нижнем углу вывел свое имя, как раз над почками Дриоли.

    И вот старик, которого звали Дриоли, стоял, точно завороженный, разглядывая картину, выставленную в витрине. Это было так давно, будто произошло в другой жизни.

    А что же юноша? Что сделалось с ним? Он вспомнил, что, вернувшись с войны - первой войны, - он затосковал по нему и спросил у Жози:

  107  
×
×