Дорога в рай (Рассказы)

    Он снова помолчал, но только затем, чтобы собраться с мыслями, - теперь его уже было не остановить.

    – И еще кое-что, мистер Ходди. На настоящей фабрике по производству опарышей не только опарышами занимаются. У каждого рыбака ведь свой вкус. Все опарыши одинаковые, но есть и пескожилы. Некоторым рыбакам только пескожила подавай. А между тем опарыши бывают разных цветов. Обычно они белые, но можно придавать им разные цвета, если кормить их по-разному. Они могут быть красными, зелеными, черными, даже голубыми - если знаете, [380] чем кормить. Самое трудное на такой фабрике, мистер Ходди, это производить голубых опарышей.

    Клод умолк, чтобы перевести дыхание. Он увидел картину - ту же, которая сопровождала все его мечты о богатстве: вот стоит огромная фабрика с высокими трубами и широкими железными воротами, и в них стекаются сотни счастливых рабочих, а сам Клод сидит в роскошном офисе и спокойно и на зависть уверенно руководит производственным процессом.

    – Несколько человек с мозгами сейчас изучают этот вопрос, - продолжал он. - Поэтому надо торопиться, если не хочешь остаться на обочине. В том-то и состоит секрет большого бизнеса - успеть раньше других, мистер Ходди.

    Клэрис, Ада и их отец сидели совершенно неподвижно, глядя прямо перед собой. Никто из них не двигался и не произносил ни слова. Говорил только Клод.

    – Главное - позаботиться о том, чтобы опарыш был жив, когда отправляешь его почтой. Видите ли, он должен шевелиться. Опарыш, который не шевелится, никуда не годится. А когда дело наладим, когда у нас будет капитал, тогда построим теплицу.

    Клод помолчал, потирая подбородок.

    – Вам всем, наверное, интересно узнать, зачем на фабрике по производству опарышей нужна теплица. Что ж, скажу. Для разведения мух зимой. Зимой особенно важно заботиться о том, чтобы были мухи.

    – Ну ладно, хватит, спасибо, Каббидж, - неожиданно произнес мистер Ходди.

    Клод только сейчас увидел выражение лица мистера Ходди. Он замолчал.

    – Не желаю больше слышать об этом, - сказал мистер Ходди.

    – Я хочу лишь одного, мистер Ходди, - воскликнул Клод, - дать вашей дочери все то, что она может пожелать. Я день и ночь только об этом и думаю, мистер Ходди.

    – А я надеюсь, что ты сможешь осуществить свою мечту без помощи опарышей.

    – Папа! - с тревогой в голосе проговорила Клэрис - Я не допущу, чтобы ты разговаривал с Клодом таким тоном.

    – Я буду разговаривать с ним так, как сочту нужным, благодарю вас, мисс.

    – Мне, пожалуй, пора, - сказал Клод. - Счастливо оставаться!

Мистер Физи

    Мы оба рано были на ногах, когда настал великий день.

    Я пошел бриться в ванную, а Клод оделся и сразу же вышел из дома, чтобы заняться соломой. Окна кухни выходили на улицу, и я видел, как за деревьями - на горном хребте на краю долины - встает солнце.

    Всякий раз, когда Клод проходил мимо окна с охапкой соломы, я видел в уголке зеркала напряженное выражение лица запыхавшегося человека; он двигался, наклонив голову, морщины на лбу собрались складками от бровей до волос. Я лишь однажды видел его таким - в день, когда он предложил Клэрис выйти за него. На этот раз он был так возбужден, что даже походка у него стала потешной. Он ступал осторожно, будто асфальт у заправочной станции плавился, и он это чувствовал сквозь тонкие подошвы, однако продолжал укладывать солому в кузов грузовика, чтобы Джеки было удобно.

    Потом он пришел на кухню, чтобы приготовить завтрак. Я смотрел, как он поставил на плиту кастрюлю и стал варить суп. В руке он держал длинную железную ложку, ею и перемешивал суп, едва тот собирался закипеть. Не проходило и полминуты, чтобы он не засовывал свой нос в этот приторно-тошнотворный пар, исходящий от вареной конины. Потом стал заправлять суп: добавил три очищенные луковицы, несколько молодых морковин, полную чашку ботвы жгучей крапивы, чайную ложку соуса к мясу, двенадцать капель рыбьего жира, при этом за все бережно брался кончиками своих жирных пальцев, будто имел дело с крошечными осколками венецианского стекла. Достав из холодильника конский фарш, положил одну часть в миску Джеки, три части в другую миску, а когда суп сварился, залил им мясо в обеих мисках.

    За этой церемонией я наблюдал каждое утро в течение последних пяти месяцев, но никогда не видел его таким сосредоточенным и серьезным. Он не разговаривал со мной, даже не смотрел в мою сторону, а когда повернулся и снова вышел из дома, чтобы привести собак, даже на спине его, казалось, было написано: "Боже милостивый, помоги мне, чтобы я не сделал чего-нибудь не так, особенно сегодня".