226  

    – Это все твое мерзкое маточное желе, - сказала Мейбл. - Ненавижу его.

    – Ничего в нем нет мерзкого, - с возмущением проговорил муж.

    – Не будь же глупцом, Алберт! Ты думаешь, нормально, когда ребенок прибавляет в весе так стремительно?

    – Тебе ничем не угодить! - вскричал он. - Тебя до смерти пугает, когда она худеет, а теперь ты перепугалась, потому что она прибавляет в весе! Да что с тобой, Мейбл?

    Жена поднялась с кресла с ребенком на руках и направилась к двери.

    – Могу сказать только одно, - бросила она, - хорошо еще, что я здесь и слежу за тем, чтобы ты ей больше его не давал, вот что я тебе скажу.

    Она вышла. Алберт смотрел жене вслед. Она пересекла холл и стала подниматься по лестнице. На третьей или четвертой ступеньке она неожиданно остановилась и несколько секунд стояла совершенно неподвижно, точно вспомнив что-то. Потом повернулась, довольно быстро сошла вниз и возвратилась в комнату.

    – Алберт, - сказала Мейбл.

    – Да?

    – Я полагаю, в последней бутылке не было маточного желе?

    – Не понимаю, почему ты должна так полагать.

    – Алберт!

    – В чем дело? - спросил он тихо и невинно.

    – Да как ты посмел! - вскричала она.

    На бородатом лице Алберта Тейлора появилось выражение боли и озадаченности.

    – По-моему, ты должна была радоваться, что ей досталась еще одна большая порция желе, - сказал он. - Честное слово. А эта порция действительно большая, Мейбл, можешь мне поверить.

    Стоя в дверях, мать прижимала к себе спящего ребенка и смотрела на мужа широко раскрытыми глазами. Она вся напряглась от ярости, лицо ее было бледнее, чем обычно, губы еще крепче сжались.

    – Запомни мои слова, - говорил Алберт, - у тебя скоро будет едок, который возьмет первый приз в стране на любом конкурсе младенцев. Почему бы нам не взвесить ее сейчас же и не узнать, сколько она уже весит? Принести весы, Мейбл?

    Мейбл подошла к столу, стоявшему посреди комнаты, положила на него ребенка и стала раздевать его.

    – Да! - резко ответила она. - Неси весы!

    В сторону полетели халатик и ночная рубашка. Потом она сняла с девочки пеленки, отбросила их прочь, и теперь девочка лежала голой.

    – Ты только посмотри на нее, Мейбл! - воскликнул муж. - Это же чудесно! Она круглая, точно щенок!

    И действительно, ребенок поразительно прибавил в весе. Худая, впалая грудь с торчащими ребрами стала полной и круглой, как бочка, а животик выдавался вперед. Странно, впрочем, но руки и ноги не увеличились в размерах в той же пропорции. Оставаясь по-прежнему короткими и костлявыми, они, точно палки, выступали из толстого тела.

    – Смотри! - сказал Алберт. - У нее на животе даже волосики появились, чтобы было теплее!

    Он протянул руку и уже собрался было провести кончиками пальцев по шелковистым желтовато-коричневым волоскам на животе ребенка.

    – Не смей до нее дотрагиваться! - вскричала жена.

    Она повернулась к нему лицом и сделалась похожей на воинственно настроенную птицу. Шея у нее вытянулась, будто она собралась налететь на него и выклевать ему глаза.

    – Погоди-ка минутку, - сказал Алберт, отступая.

    – Ты сошел с ума! - кричала жена.

    – Погоди-ка одну только минутку, Мейбл, прошу тебя. Если ты все еще думаешь, что это вещество опасно... Ты ведь так думаешь, правда? Ну, хорошо. Теперь слушай внимательно. Я докажу тебе раз и навсегда, Мейбл, что маточное желе абсолютно безвредно для человека, даже в больших дозах. Например, почему, по-твоему, мы собрали только половину обычного количества меда прошлым летом? Скажи мне.

    Отступая, он остановился от нее в трех-четырех шагах, где, похоже, чувствовал себя в безопасности.

    – А собрали мы только половину обычного количества меда прошлым летом потому, - медленно произнес он, понизив голос, - что сотню ульев я перевел на производство маточного желе.

    – Что?

    – Вот-вот, - прошептал он. - Я так и знал, что тебя это удивит. И с тех пор я только этим и занимался прямо у тебя под носом.

    Его маленькие глазки заблестели, а в уголках рта показалась лукавая улыбка.

    – И почему я так поступал, ты ни за что не догадаешься, - сказал он. Я боялся до сих пор говорить тебе, потому что думал, что... как бы сказать... это смутит тебя, что ли.

    Он умолк. Стиснув пальцы на уровне груди, он потирал одну ладонь о другую.

  226  
×
×