62  

— Какая же это была строка?

— «Не знаю я, как шествуют богини…»[106]

— И что же ты ему крикнула?

— «От вас несет, как от свиньи в мякине!» Или как там выражались в елизаветинские времена.

Он улыбается:

— С тобой не соскучишься!

— Да все они одинаковые! Если бы историки литературы не были такими злыднями, они давным-давно поняли бы, что у меня был ужасно тяжелый период между Римской империей и изобретением внутреннего водоснабжения.

Он некоторое время молчит.

— Если бы только я с самого начала понял, что ты — настоящая — ничего не принимаешь всерьез.

Ее рука скользит к низу его живота.

— Так-таки — ничего?

— Кроме этого.

Она щиплет его за складочку кожи у пупка.

— Я всего лишь такая, какой хочешь видеть меня ты.

— Тогда, значит, это — не реальная ты.

— Это — реальная я.

— Тогда ты можешь рассказать мне правду про Смуглую леди.

— Мой милый, да она тебе нисколечко не понравилась бы. Она была точно как сестра Кори.

— Что — буквально? Физически похожа на сестру Кори? Не может быть!

— Как вылепленная. По странному совпадению.

И опять он поворачивается к ней в сильнейшем удивлении:

— Эрато, ты не… ты надо мной не смеешься?

— Разумеется, нет, Майлз. — Она поднимает глаза и встречается с ним взглядом. — Я очень рада была бы над тобой посмеяться.

Он роняет голову на ковер и устремляет глаза в потолок:

— Господи Боже мой! Черная!

— Мне казалось, мы с тобой остановились на шоколадно-коричневой, дорогой.

— И ты не была против?

Она вздыхает:

— Дорогой, ну конечно же я пошутила. Про то, как шла по Старому Чипсайду. Просто я была чем-то у него в мозгу. Просто это что-то в его мозгу удивительно похоже на что-то в твоем. Разница только в том, что ты не хочешь оставить его там.

Я не имею в виду только тебя лично: все вы, сегодняшние, этого не хотите. Все должно быть «реальным», «настоящим», иначе оно просто не существует. Ты же прекрасно знаешь, что реальная «настоящая я» — это я воображенная. Я реальна в твоем смысле слова потому, что ты хочешь этого. Именно это я и имела в виду пару минут назад.

— Но ведь это именно ты явилась и вполне реально сидела на моем письменном столе в самый первый раз.

— Дорогой, мне просто хотелось посмотреть, как это — быть по-настоящему реальной. Естественно, надо было выбрать — для кого стать реальной. Столь же естественно, что я выбрала тебя. Вот и все дела. Если смотреть на вещи реально.

Несколько секунд они лежат молча. Потом он слегка отодвигается:

— Может, теперь полежим на кровати?

— Конечно, милый.

Она поднимается и помогает подняться ему. Они нежно обнимают друг друга, губы к губам, идут — рука в руке и удобно устраиваются на кровати в той же самой позиции: ее голова у него на плече, его рука обвивает ее плечи, ее правая нога закинута на его ноги. Он произносит:

— Совсем забыл, какой из не поддающихся написанию вариантов это был.

— Двадцать девятый.

— А я думал, тридцатый.

— Нет, дорогой. Это же второй после двадцать седьмого, а двадцать седьмой был тот, где ты заставил меня… — Она теснее прижимается к нему. — Ну, сам знаешь. Ты жестокий-жестокий.

— Ты хочешь сказать, когда ты заставила меня заставить тебя…

— Ш-ш-ш…

Она целует его плечо. Часы удовлетворенно тикают, вынашивая очередное «ку-ку». Мужчина на кровати произносит, обращаясь к потолку:

— Ни за что бы не поверил. Как мы с тобой делаем это все более невозможным от раза к разу.

— Я же тебе говорила. О маловер!

— Я помню, дорогая. — Его рука скользит вниз по ее нежной спине, потом легонько похлопывает. — Ты и сестра Кори.

Она опять небольно щиплет его за складочку кожи.

— Я как сестра Кори.

— У тебя так здорово этот образ получается. Я все время забываю, что ты и она — одно и то же существо. — Он целует ее волосы. — С тех самых пор, как она, то есть, я хочу сказать, ты… фантастика! Вовсе не удивительно, что старик Уильям… ведь когда ты пускаешься во все тяжкие… И вовсе не удивительно, что он так рано облысел, если все это происходило у него в голове!

— Конечно в голове, милый.

Он нащупывает ее правую ладонь. Их пальцы переплетаются. Теперь они лежат молча, погруженные в воспоминания.

— Вот что мне показалось неверным сегодня. Я хочу сказать, всего два раза. Мы же не можем считать interruptus [107]. — Она не отвечает. — В среднем у нас бывает три, правда ведь?


  62  
×
×