У нас всегда будет Париж

— Все равно я ухожу к маме, — повторила она.

— Где это проклятое радио? — завопил он.

— Не скажу. Без него мне до мамы не добраться. Не трогай его!

— Черт побери!

Тут в дверь постучали. Джо пошел открывать. На пороге стоял домовладелец.

— Прекратите крик, — потребовал он. — Соседи жалуются.

— Извините нас, — ответил Джо, выходя на лестничную площадку и прикрывая за собой дверь. — Мы постараемся потише…

Вдруг до него донесся дробный стук шагов. Он и оглянуться не успел, как дверь с грохотом захлопнулась и Энни заперлась изнутри. Она издала ликующий вопль. Джо начал молотить кулаком.

— Энни, открой, что за глупости!

— Не шуметь, мистер Тиллер, — предупредил его домовладелец.

— Опять эти дурацкие шутки. Мне нужно попасть в квартиру…

Он снова услышал голоса, громкие, оживленные голоса, и завывание ветра, и развеселую музыку, и звон бокалов. Кто-то сказал:

— Давайте впустим его, пусть делает, что хочет. Разберемся сами. Он нам не помеха.

Джо пнул дверь ногой.

— Прекратите, — возмутился домовладелец. — Сейчас полицию вызову.

— Валяйте!

Домовладелец побежал искать телефон, а Джо вышиб дверь.

Энни сидела в дальнем углу комнаты. Там было темно и мрачно. Лишь маленький радиоприемник, купленный за десять долларов, излучал тусклый свет. В комнате было полно народу, а может, теней. В самом центре стоял стул, на котором раскачивалась старушка.

— Это кто ж к нам пожаловал? — ласково проворковала она.

Джо сделал несколько шагов вперед и начал ее душить.

Маменька Перкинс вырывалась, кричала, билась, но все тщетно.

Он ее задушил.

Когда дело было сделано, она повалилась на пол, выронив ножик и рассыпав горошины. Дыхания не было, сердце остановилось — конец.

— Мы хотели, чтобы ты сделал именно это, — монотонно проговорила Энни из темноты.

— Включи свет, — задыхаясь, выдавил он.

Пошатываясь, он прошелся по комнате.

Что это было? Сговор? Уж не собирались ли они появиться и в других домах по всему миру? Неужто маменька Перкинс и впрямь испустила дух или она испустила дух только у него дома? А в других местах — не осталась ли она в живых?

На пороге появились полицейские, а следом — домовладелец. Копы были вооружены.

— Не дури, приятель, руки за голову!

Они склонились над бездыханным телом маменьки.

Энни улыбалась.

— Я все видела, — торжествующе заявила она. — Он убил ее.

— И вправду мертва, — заключил один из полицейских.

— Да ведь она не настоящая, не настоящая, — всхлипывал Джо. — Не настоящая, поверьте.

— А по мне, так очень даже настоящая, — отрезал полицейский. — Только уже не подает признаков жизни.

Энни лучилась улыбкой.

— Она не настоящая, послушайте меня, это же маменька Перкинс!

— Ну да, а я в таком случае — тетушка Чарли. Пройдемте с нами, молодой человек.

Он почувствовал, как его развернули чьи-то руки, и тут же сообразил, что будет дальше. После всего, что было, его увезут, а Энни останется дома наедине с приемником. Ближайшие тридцать лет она проведет затворницей у себя в комнате. И то же самое ждет в ближайшие тридцать лет другие одинокие души, супружеские пары, кучу разного народу по всей стране. Все они будут слушать, слушать радио. Свет превратится в туман, а туман — в тени. Тени сменятся голосами, голоса — очертаниями, а те, в свою очередь, обретут плоть, и в конце концов по всей стране, точно так же, как здесь и сейчас, возникнут комнаты с гостями, настоящими и ненастоящими, и настоящие покорятся ненастоящим, и начнется сущий кошмар, в котором уже не отличить плоть от видимости. Десять миллионов комнат, в которых десять миллионов старушек по прозванию «маменька» будут чистить картошку, недовольно фыркать и разглагольствовать. Десять миллионов комнат, в которых юный Олдрич будет на полу играть в шарики. Десять миллионов комнат, где прогремят выстрелы и куда с сиренами примчатся кареты «скорой помощи». Боже праведный, какой колоссальный, вселенский замысел. Пропащий мир, но он положил этому конец. Мир пропал еще до того, как Джо поднялся на борьбу. Разве много других мужей начали сегодня сражаться, обреченные на печальный исход, на поражение, подобное тому, что потерпел он сам, и лишь потому, что простые законы логики были попраны злосчастной черной электрической коробкой?

Он почувствовал, что полицейские надели на него наручники. Энни улыбалась. Каждый вечер она станет устраивать безумства, смеяться и путешествовать, а он будет далеко.