Талтос

Он хотел ответить, хотел сказать что-нибудь о своей любви к Эшу и о чем-то еще, терзавшем душу. Но лучше оставить это в покое – вот что посоветовали бы ему другие, если бы он когда-нибудь спросил у них совета. Но он не мог. Он смотрел на нее широко открытыми глазами, и при этом создавалось впечатление, что он сердится, хотя это вовсе не входило в его намерения.

– Роуан, любовь моя, – произнес он, – я понимаю, ты могла бы остаться с ним. Ты сделала выбор.

– Ты – мой мужчина, – срывающимся голосом ответила она. – Мой мужчина, Майкл.

Хорошо бы было отнести ее наверх, но ему уже никогда не справиться с этим, со всеми двадцатью девятью ступенями. Интересно, куда подевались эти юные леди и бабушка, воскресшая из мертвых? Нет, они не могли скрыться от них теперь, если только благодаря какой-то невероятной удаче все племя целиком не отправилось куда-нибудь на ранний обед.

Закрыв глаза, он поцеловал ее снова. Никто не сможет запретить ему делать это так часто, как захочется. Поцелуй. И когда Майкл снова открыл глаза, он увидел в другом конце холла рыжеволосую красавицу – точнее, двух, и одна из них была очень-очень высокой – и эту вредную Мэри-Джейн, с желтыми косами на макушке: три самые великолепные шеи во всей Вселенной, три молодые девушки, подобные лебедям. Но кто эта новая красавица, невероятно высокая и выглядящая… да, точно как Мона?!

Роуан обернулась и внимательно смотрела вниз, в конец вестибюля.

Три грации – так они выглядели на фоне двери в столовую. И казалось, лицо Моны одновременно находится в двух местах. Это не было некое сходство – это было повторение. И почему они стоят словно застывшие на картине – все трое в хлопчатобумажных платьях, все трое пристально смотрят на гостей.

Он услышал, как Роуан охнула. Он видел, как Мона рванулась и побежала навстречу ему по полированному полу.

– Нет, вы не должны ничего делать! Подождите! Вы должны выслушать!

– Боже мой, – сказала Роуан, тяжело прислоняясь к мужу и дрожа с головы до ног.

– Это моя дочь, – сказала Мона. – Ребенок. Мой и Майкла. И вы не смеете причинить ей вред.

Внезапно эта фраза поразила его, как с ним часто случалось под стремительным натиском различных событий, навалившихся разом и захватывающих дух. Дочь? Ребенок? Эта молодая женщина? Гигантская генетическая спираль произвела это на свет. Она Талтос, это можно утверждать с полной уверенностью. Так же, как Эш – Талтос, как те двое под деревом – тоже Талтосы. Роуан вот-вот готова была потерять сознание и упасть. А сам Майкл чувствовал нестерпимую боль в груди.

Он ухватился за перила винтовой лестницы.

– Скажите мне теперь, сейчас же, что никто из вас не собирается причинить ей зло! – кричала Мона.

– Причинить ей зло? Как я могу? – удивился Майкл.

Роуан заплакала, бормоча что-то неразборчивое сквозь прижатые ко рту ладони.

Высокая девушка нерешительно сделала шаг, затем другой. А вдруг сейчас раздастся беспомощный голос, тот же детский голос, который он слышал от другой, прежде чем она упала, сраженная выстрелом. Он почувствовал головокружение. Солнце померкло, и дом погрузился в сумерки.

– Майкл, сядь – вот сюда, на ступеньку, – сказала Мона.

– О боже, ему дурно! – воскликнула Мэри-Джейн.

Роуан быстро приложила длинные влажные пальцы к его шее.

– Итак, я понимаю, что это страшный шок для вас обоих, – заговорила высокая девушка. – Мама и Мэри-Джейн волновались все эти дни. А я сама чувствую облегчение, увидев вас наконец, и прошу вас принять решение, могу ли я, как говорится, остаться под этой крышей как ваш ребенок и ребенок Моны. Как вы могли заметить, она уже надела мне на шею изумруд. Но я подчинюсь вашей воле.

Роуан, казалось, утратила дар речи. Как, впрочем, и Майкл. Это был голос Моны, отличавшийся от него лишь тем, что больше походил на голос взрослой женщины и звучал немного слабее, словно она уже получила свою долю обид и неприятностей от мира.

Майкл во все глаза смотрел на стоявшую перед ним девушку – с водопадом ярко-рыжих локонов, с по-взрослому развитой грудью и длинными изящными ногами. Ее глаза пылали зеленым огнем.

– Папа, – прошептала она, падая на колени. Внезапно протянув к Майклу длинные руки, она пальцами сжала его лицо.

Майкл закрыл глаза.

– Роуан, – молила она, – пожалуйста, полюбите меня. Тогда, быть может, и он полюбит.

Роуан плакала, обхватив пальцами его шею. Удары его сердца отдавались в ушах, оно билось так, словно вырастало все больше и больше.