100  

Я чувствовал, что она сосредоточилась на этой теме, потому что все еще испытывала неловкость из-за моего поведения, и, желая положить этому конец, я обнял ее, привлекая к себе.

– Я люблю свои часы, – сказал я. – И люблю особу, подарившую их мне.

– Особа тебя тоже любит, – произнесла Элиза почти печально.

Но потом заставила себя улыбнуться.

– Ричард?

– Что?

– Ты не будешь обо мне ужасно думать, если…

Она замолчала.

– Если что?

Я не знал, чего ждать.

Она все не решалась, вид у нее был растерянный.

– Что, Элиза?

Я улыбнулся, но почувствовал легкий спазм в желудке.

Казалось, она собралась с духом.

– Я ослабла не только от любви, – сказала она.

Я все еще не понимал ее и напряженно ждал.

– Я приказала еще раньше принести сюда вина и еды – печенье, сыр, фрукты.

Она бросила взгляд в угол комнаты, и я заметил тележку с накрытыми блюдами на ней; из серебряного ведерка высовывалась бутылка вина – раньше я не обратил на это внимания. Я с облегчением засмеялся.

– Ты хочешь сказать, что голодна? – спросил я.

– Знаю, что это не романтично, – смущенно молвила она. – Правда, я всегда хочу есть после спектакля. А сейчас, когда внутреннее напряжение прошло, чувствую себя вдвойне проголодавшейся. Ты меня простишь?

Я притянул ее к себе, опять рассмеявшись.

– Ты извиняешься, и за что? – спросил я, целуя ее в щеку. – Ну, давай покормим тебя. Теперь, когда я об этом думаю, понимаю, что тоже сильно проголодался. Все эти прыжки и скачки нагнали хороший аппетит.

Она радостно улыбнулась и так сильно сжала меня в объятиях, что я поморщился.

– О, я люблю тебя! – воскликнула она. – И я так счастлива, что могла бы полететь! – Она осыпала мое лицо быстрыми поцелуями, потом отодвинулась. – Не желаете ли разделить со мной поздний ужин, дорогой мистер Кольер?

Не сомневаюсь, что моя улыбка была полна обожания.

– Сейчас загляну в календарь назначенных встреч, – важно произнес я.

Она опять обняла меня, да так сильно, что я зашипел от боли.

– О-о. – Она быстро отодвинулась. – Я сделала тебе больно?

– Если ты такая сильная, когда голодна, – сказал я, – то что же случится после ужина?

– Подожди и увидишь, – пролепетала она, и губы ее тронула слабая улыбка.

Она встала и протянула мне руку. Я тоже встал, подошел вместе с ней к тележке и придвинул для нее кресло.

– Спасибо, любимый, – сказала она.

Я сел напротив, глядя, как она открывает блюда, на которых лежали печенье, сыр и фрукты.

– Не откроешь ли бутылку? – попросила Элиза.

Вынув бутылку из ведерка, я прочитал этикетку.

– Как, здесь нет неохлажденного красного бордо? – не подумав, спросил я.

У нее напряглись скулы, и она немного подалась назад в кресле.

– Что случилось? – спросил я.

Я старался говорить беззаботно, но меня смущало выражение ее лица.

– Откуда ты знаешь, что это мое любимое вино? – изумленно спросила она. – Я никому не говорила, кроме матери. Даже Робинсон не знает.

На протяжении нескольких секунд я пытался придумать ответ, но вскоре понял, что такового быть не может. Я вздрогнул, когда она отвернула от меня лицо.

– Почему я тебя боюсь? – тихо проговорила она.

– Нет, Элиза. – Я протянул к ней руку через столик, но она отодвинула свою. – Не бойся, пожалуйста, не бойся. Я люблю тебя. И никогда не причиню тебе зла. – Мой голос, как и ее, прерывался и дрожал. – Не бойся, Элиза.

Она взглянула на меня, и, к своей печали, я увидел, что на лице ее отразился страх – ей было его не скрыть.

– В свое время я все тебе расскажу, – сказал я. – Обещаю. Просто не хочу тебя сейчас тревожить.

– Но ты меня все-таки тревожишь, Ричард. Кое-какие сказанные тобой вещи. Иногда – выражение твоего лица. Они меня пугают. – Она поежилась. – Я уже почти поверила в то…

Она умолкла с мучительной улыбкой.

– Во что?

– Что ты не совсем человек.

– Элиза. – Мой смех тоже прозвучал вымученно. – Я слишком человек. – Я сглотнул. – Просто… не могу тебе сказать, откуда я пришел, по крайней мере сейчас. В этом нет ничего ужасного, – быстро прибавил я, видя, что выражение ее лица снова меняется. – Я уже говорил тебе. Это совсем не ужасно. Просто – чувствую, что сейчас не стоит об этом говорить. Я пытаюсь защитить тебя. И нас.

То, как она посмотрела на меня, заставило вспомнить слова Нэта Гудвина о ее больших серых глазах, которые «словно могли заглянуть в самые потаенные уголки человеческой души».

  100  
×
×