34  

— Eh bien, mauvais sujet! — раздался сзади голос г-на Пеле, когда я уж занес ногу на первую ступеньку. — Ou allez-vous? Venez a la salle-a-manger, que je vous gronde un peu.[66]

— Прошу прощения, мсье, что припозднился, — сказал я, последовав за ним в его личную гостиную, — но тут не моя вина.

— Вот об этом мне и хотелось бы узнать, — ответил г-н Пеле, проведя меня в уютную комнату с дровяным камельком (печью они летом не пользовались).

Позвонив, он приказал кофе на двоих, и вскоре мы почти с английским комфортом устроились у камина, между нами стоял круглый столик, а на нем — кофейник, сахарница и две большие белые фарфоровые чашки. Пока г-н Пеле был занят тем, что выбирал себе сигару из коробки, мысли мои обратились к двоим учителям-париям, чьи голоса слышались и теперь: бедняги взывали к порядку на школьном дворе.

— C'est une grande responsabilite, que la surveillance,[67] — заметил я.

— Plait-il?[68] — отозвался г-н Пеле.

Я сказал, что, надо полагать, г-на Вандама и г-на Кина такие труды порою утомляют.

— Des betes de somme, des betes de somme,[69] — пробормотал насмешливо директор.

Я налил ему кофе.

— Servez-vous, mon garcon,[70] — сказал он ласково, когда я положил в его чашку два огромных куска континентального сахара. — А теперь расскажите-ка, почему вы так долго пробыли у мадемуазель Рюте. Ведь уроки в ее пансионе заканчиваются, как и у меня, в четыре, а сюда вы прибыли уже после пяти.

— Мадемуазель желала побеседовать со мной, мсье.

— В самом деле? А о чем, если позволите?

— Мадемуазель говорила о разных пустяках.

— Благодатная тема! И распространялась она прямо в классе, перед ученицами?

— Отнюдь. Как и вы, мсье, она пригласила меня в гостиную.

— И мадам Рюте — эта старая дуэнья, наперсница моей матушки, разумеется, была там?

— Нет, мсье. Я удостоился чести быть наедине с мадемуазель.

— C'est joli — cela,[71] — улыбнулся г-н Пеле и уставился на огонь.

— Honni soit qui mal у pense,[72] — произнес я со значением.

— Je connais un peu ma petite voisine, voyez-vous.[73]

— В таком случае для мсье не составит труда помочь мне выяснить, из каких соображений мадемуазель заставила меня сидеть перед нею битый час и слушать обширный трактат ни о чем.

— Она зондировала ваш характер.

— Так я и решил, мсье.

— Она нашла ваше слабое место?

— А какое у меня слабое место?

— Как! Сентиментальность. Всякая женщина, вонзая свое копье все глубже, наткнется наконец на бездонный источник чувствительности в любой груди, Кримсворт.

Я почувствовал, как кровь во мне забурлила и прилила к щекам.

— Некоторые женщины, возможно, мсье.

— А мадемуазель Рюте не из их числа? Давайте, говорите как есть, mon fils. Elle est encore jeune, plus agee que toi peut-etre, mais juste assez pour unir la tendresse d'une petite maman a l'amour d'une epouse devouee; n'est-ce pas que cela t'irait superieurement?[74]

— Нет, мсье, я бы предпочел, чтобы моя жена была женой, а не наполовину моей матерью.

— Значит, для вас она слишком стара?

— Нет, мсье, ничуть — если б она устраивала меня в вещах совсем иного рода.

— А в чем она вас не устраивает, Уильям? По-моему, она хороша.

— Очень. Ее волосы и цвет лица приводят меня в восхищение, и сложение ее, хотя совершенно бельгийское, исполнено изящества.

— Браво! А лицо ее? Черты? Как они вам?

— Немного суровые, особенно рот.

— О да! Ее рот, — подхватил г-н Пеле и хохотнул себе под нос. — В нем чувствуется характер, твердость. Но у нее очень милая улыбка, вы не находите?

— Скорее лукавая.

— Точно, но лукавое выражение идет у нее от бровей — вы обратили на них внимание?

Я отвечал, что нет.

— Значит, вы не видели ее с опущенными глазами?

— Нет.

— А это любопытно, однако. Наблюдать за ней, когда она вяжет либо занята другим каким рукоделием. Она воплощает собою мир и покой, поглощенная своими спицами или иглой и шелком; между тем вокруг нее протекает какой-то разговор о чем-то животрепещущем. Она не участвует в нем, ее непритязательный женский ум — всецело в вязании; ни черточка не дрогнет; она ни улыбнется в знак одобрения, ни нахмурится осуждающе; маленькие ручки усердно выполняют незамысловатую работу; закончить кошелек или чепец — кажется, предел ее желаний. Стоит мужчине приблизиться к ее стулу — и по чертам ее разливается глубочайший покой, нежнейшая скромность укрывает обычное их выражение. Вот тогда взгляните на ее брови et dites-moi s'il n'y a pas du chat dans l'un et du renard dans l'autre.[75]


  34  
×
×