Зима тревоги нашей

– Вот именно – не выиграть, а отхватить.

– Ну и что? Деньги – все равно деньги, как бы они ни попали в руки.

– Не могу с этим согласиться. Все равно для денег, но не для того, кому они, как ты говоришь, попали в руки.

– А что тут плохого? Законом это не запрещено. Даже самые выдающиеся люди Америки…

– О Карл, сын мой, сын мой.

– Почему Карл?

– Тебе хочется быть богатым, Аллен? Очень хочется?

– А что, думаешь, приятно жить без мотоцикла? Когда, может, двадцать мальчишек раскатывают на мотоциклах. А думаешь, приятно, если дома не то что машины, телевизора даже нет.

– Просто ужасно.

– Да, тебе хорошо говорить. Я вот раз писал в школе сочинение «Мои предки» и написал, что мой прадедушка был шкипером китобойного судна.

– Что ж, это правда.

– А весь класс так и загоготал. И знаешь, как меня прозвали после этого Хоули-Китолоули. Думаешь, приятно?

– Должно быть, не очень.

– И если бы еще ты был хоть адвокатом или хоть служил в банке, что ли. Вот отхвачу приз, знаешь, что я первым делом сделаю?

– Ну что, например?

– Куплю тебе машину, чтобы у тебя кошки на душе не скребли, когда другие катят мимо.

Я сказал:

– Спасибо тебе, Аллен. – В горле у меня пересохло.

– Не за что, пустяки. Мне-то ведь все равно еще прав не дадут.

– Вот на этих полках, Аллен, ты найдешь речи всех выдающихся деятелей нашей родины. Очень советую тебе почитать их.

– Непременно почитаю. Мне это пригодится.

– Еще бы. Ну, желаю удачи. – Я тихонько спустился с лестницы, облизывая на ходу губы. Аллен был прав. На душе у меня скребли-таки кошки.

Как только я уселся в свое большое кресло с лампочкой на спинке, Мэри принесла мне газету.

– Ах ты, моя добрая.

– Знаешь, тебе идет этот костюм.

– А ты не только хорошая хозяйка – ты еще и хороший стратег.

– Мне нравится этот галстук, он под цвет твоих глаз.

– Я вижу, ты что-то скрываешь от меня. Ладно, ладно. Хочешь сделку: секрет за секрет?

– Да нет у меня никакого секрета, – сказала она.

– Нет – так выдумай!

– Не умею. Говори, Итен, что случилось?

– А не торчат поблизости любопытные ушки?

– Нет.

– Ну, слушай. Приходила сегодня Марджи Янг-Хант. Будто бы за кофе. А я думаю, она просто в меня влюблена.

– Да ну тебя, говори дело.

– Разговор у нас зашел о вчерашнем гаданье, и я сказал, что любопытно бы раскинуть карты еще раз и посмотреть, выйдет ли опять то же самое.

– Ты так сказал? Неправда.

– Правда. И она со мной согласилась.

– Но ты ведь не одобряешь такие вещи.

– Когда все складывается благоприятно – одобряю.

– И ты думаешь, она сегодня повторит гаданье?

– Если тебя интересует, что я думаю, так, по-моему, она только за тем и придет.

– Ну что ты! Ведь это я ее пригласила.

– Да, когда она тебя навела на это.

– Ты не любишь Марджи.

– Напротив, я чувствую, что начинаю ее очень любить и даже уважать.

– У тебя никогда не поймешь, что в шутку, а что всерьез.

Тут вошла Эллен, тихонечко, так что неизвестно было, подслушивала она или нет. Впрочем, наверно, подслушивала. Эллен тринадцать лет, и она девчонка во всем, по-девчоночьи нежная и грустная, веселая и чувствительная, даже сентиментальная, когда ей это зачем-нибудь нужно. Она сейчас как тесто, которое только-только начинает подходить. Может, будет хорошенькой, а может, и не очень. Она любит прислониться к чему-нибудь, часто прислоняется ко мне, дышит мне в лицо, а дыхание у нее нежное, как у теленка. И ластиться она любит.

Эллен облокотилась на ручку кресла, в котором я сидел, и прислонилась худеньким плечиком к моему плечу. Провела розовым пальцем по моему рукаву, погладила волоски у запястья, так что мне даже щекотно стало. Светлый пушок у нее на руке блестел под лампочкой, как золотая пыль. Хитрушка она, да, верно, все они, девчонки, такие.

– Маникюр? – сказал я.

– Светлым лаком мама не позволяет. А у тебя ногти корявые.

– Да ну?

– Но чистые.

– Я их вычистил щеткой.

– Терпеть не могу, у кого грязные ногти, как у Аллена.

– Может быть, ты вообще Аллена терпеть не можешь?

– Ненавижу.

– Вот даже как. Что же ты смотришь – убей его, и дело с концом.

– Глупый папка. – Она тихонько почесала у меня за ухом. Подозреваю, что уже не один малец из-за нее лишился покоя.

– Ты, говорят, вовсю работаешь над сочинением?

– А, наябедничал уже!

– Ну и как, успешно?

– Очень! Вот увидишь. Я тебе дам прочесть, когда кончу.