Нелегко постоянно испытывать угрызения совести, зная, что твой муж...
Квартирка была на Арбате. Мечта всей жизни Дины Алексеевой. Свои стены,...
Мысль об Эллен обдала меня радостью. Она будет хорошенькой, даже лучше матери, потому что, когда ее личико совсем сформируется, в нем будет что-то от властной значительности облика тетушки Деборы. Ее капризы, ее злые выходки, ее нервозность – все это обещает сложиться в прекрасное и гармоническое целое. Я в этом уверен, потому что я видел, как она во сне прижимала талисман к своей детской груди, а на лице у нее был покой женщины, познавшей удовлетворение. И этот талисман так же полон значения для нее, как и для меня. Быть может, именно Эллен сохранит и понесет дальше то, что во мне есть бессмертного. И, прощаясь с мыслью о ней, я ее обнял, а она, как живая, пощекотала меня за ухом и тихонько засмеялась. Моя Эллен. Дочка моя.
Я повернул голову к Мэри, спавшей справа от меня с улыбкой на губах. Она всегда ложится справа, и когда все хорошо и все так, как надо, она кладет мне голову на правое плечо, оставляя мою левую руку свободной для ласк.
Несколько дней назад я порезал указательный палец кривым ножом для бананов, и на кончике пальца был теперь жесткий рубец. Поэтому я стал обводить средним пальцем милый изгиб шеи от уха к плечу, тихо-тихо, чтобы не испугать мою любимую, но достаточно твердо, чтобы ей не было щекотно. Она, как всегда, вздохнула сладко и глубоко, точно медля расстаться с приятной истомой. Некоторые люди просыпаются неохотно, про Мэри этого сказать нельзя. Она встречает день в надежде, что он будет хорошим. Зная это, я стараюсь приготовить ей какой-нибудь маленький сюрприз, чтобы она не обманулась в своих ожиданиях. И я всегда держу что-нибудь про запас на этот случай, какую-нибудь приятную новость вроде той, которую я сейчас собирался ей преподнести.
Она открыла глаза, совсем еще сонная.
– Уже пора? – спросила она и повернулась к окну посмотреть, близок ли день. Над письменным столиком висит картина – деревья и озеро и в воде у берега стоит корова. Мне с кровати уже нетрудно было различить хвост коровы, и это был признак, что день наступил.
– У меня для тебя есть радостное известие, белка-попрыгунья.
– Болтун.
– Я разве тебе когда-нибудь лгал?
– Кто тебя знает.
– Ты уже совсем проснулась? Можешь воспринять радостное известие?
– Нет.
– Тогда подожду говорить.
Она пригнула голову к левому плечу, так что нежную шею перерезала глубокая складка.
– Опять твои шуточки. Наверно, скажешь, что решил залить газон асфальтом…
– Ничего подобного.
– Или заняться разведением сверчков…
– Вовсе нет. Однако ты все помнишь.
– Значит, это все-таки шутка?
– Нет, но это так замечательно и невероятно, что тебе придется сделать усилие, чтобы поверить.
Ее глаза смотрели пытливо и ясно, а углы губ подрагивали – вот-вот рассмеется.
– Ну, говори.
– Известен тебе джентльмен итальянского происхождения, по фамилии Марулло?
– Да ну тебя, опять дурачишься.
– Не торопись с выводами. Так вот означенный Марулло на время выбыл из нашего города.
– Куда?
– Он не сказал.
– А когда вернется?
– Погоди, не сбивай. Этого он тоже не сказал. Но зато он сказал и даже настаивал – когда я попробовал спорить, – чтобы мы взяли его машину и куда-нибудь поехали на праздники.
– Ты меня разыгрываешь!
– Ты считаешь меня способным на такую недобрую шутку?
– Но с чего это он?
– Не могу сказать. Но могу заверить тебя, начиная от честного бойскаутского и кончая священной папской присягой, что роскошный «понтиак» с полным баком чистейшего бензина готов к услугам вашей светлости.
– Но куда же мы поедем?
– Куда моя козявка пожелает. У тебя есть сегодняшний, завтрашний и послезавтрашний день на решение этого вопроса.
– Ведь понедельник – Четвертое июля. Значит, целых два дня праздника?
– Совершенно точно.
– А это не слишком дорого? Мотель и другие расходы.
– Дорого или нет, а мы себе это позволим. У меня есть секретные фонды.
– Знаю я твои фонды, дурачок. Но как же он решился дать нам машину? Я себе просто представить не могу.
– Я тоже представить не могу, но тем не менее он ее дал.
– А помнишь, он принес детям конфеты на Пасху?
– Может быть, это старческое слабоумие.
– Интересно, что ему от нас нужно.
– Фи, что за недостойное предположение. Может быть, ему просто хочется, чтобы мы его любили.
– Мне нужно успеть сделать тысячу вещей.
– Я в этом не сомневаюсь. – Я уже видел, как ее мысль бульдозером взрезает пласты неожиданно открывшихся перспектив. Для меня ее внимание было явно и безвозвратно потеряно. Что ж, тем лучше.