Золотая тетрадь

— Анна, я в ужасе. Происходит что-то страшное, я это точно знаю. О Боже, я не знаю, что мне делать, и я должна бежать, — теперь придется взять такси. Пока.

Обычно, когда Анна слышала на лестнице шаги, она уходила в комнату, в ту ее часть, где ее не будет видно, чтобы избегать обмена ненужными приветствиями с юношей с Уэльса. На этот раз она осталась на месте, она ждала, смотрела и еле удержалась от радостного крика, когда увидела, что это Томми к ней идет. Он с одобрительной и понимающей улыбкой осматривал ее и комнату, смотрел на карандаш в ее руке, на приготовленные на столе тетради, все явно выглядело так, как он и ожидал. Потом Томми улыбаться перестал, и темные глаза его потухли, взгляд снова ушел куда-то внутрь, как будто он смотрел в себя, лицо же стало серьезным и торжественным. Анна инстинктивно потянулась к телефону, но удержалась, подумав, что надо под каким-нибудь предлогом сходить наверх и позвонить оттуда. Но Томми ей сказал:

— Полагаю, ты думаешь, что надо позвонить маме?

— Да. Она мне только что звонила.

— Тогда иди наверх и позвони, я совсем не против.

Это было мило с его стороны: попытаться снять неловкость и напряжение.

— Нет, я отсюда позвоню.

— Я думаю, она шпионски пробралась в мою комнату сегодня, и, думаю, она расстроена из-за того, что там увидела все эти книги про безумие.

При слове «безумие» Анна испытала шок и почувствовала, как напрягается ее лицо. Увидев, что Томми это заметил, она воскликнула, напористо и энергично:

— Томми! Садись. Мне надо с тобой поговорить. Но сначала я должна Молли позвонить.

Томми не выказал ни малейшего удивления по поводу внезапно нашедшей на нее решимости.

Он сел, аккуратно устроился в кресле: ноги вместе, руки выложены на подлокотники, и стал смотреть, как Анна набирает телефонный номер. Но Молли уже ушла. Анна присела на свою кровать, она раздраженно хмурилась: у нее складывалось стойкое убеждение, что Томми очень нравится их всех пугать. Он заметил:

— Анна, твоя кровать выглядит в точности как гроб.

Анна увидела себя со стороны: маленькая, бледная, ничего лишнего, в черных брюках и в черной рубашке, сидит, поджав под себя ноги, на узкой, затянутой черным покрывалом кровати.

— Ну, значит, она и есть как гроб, — сказала она, но с кровати встала и пересела в кресло, напротив Томми. Его взгляд медленно блуждал по комнате, переходя с предмета на предмет, Томми все тщательно рассматривал, уделяя самой Анне ровно столько же внимания, как ее креслам, книгам, камину и картине.

— Я слышала, сегодня ты ходил к отцу?

— Да.

— А чего он от тебя хотел?

— Ты собиралась добавить: «Если мне позволено будет об этом спросить», — сказал он.

И тут он хихикнул. Это было что-то новенькое — резкий, непроизвольный, злобный смешок. Анна почувствовала, что в ней поднимается волна паники. У нее даже возникло острое желание захихикать также самой. Анна попыталась взять себя в руки, говоря себе: «Он не пробыл здесь и пяти минут, а его истерическое состояние, как заразная болезнь, передается уже и тебе. Будь осторожна».

Улыбаясь, она признала:

— Я действительно собиралась это сказать, но удержалась.

— А какой в этом смысл? Я знаю, что вы с моей матерью все время меня обсуждаете. Вы за меня боитесь.

И опять в нем чувствовалось спокойное, но злое ликование. Анна никогда раньше не замечала в Томми ничего недоброжелательного, ничего злого; ей вдруг показалось, что в ее комнате находится незнакомец. Он даже и выглядел по-другому, потому что его смуглое грубоватое упрямое лицо было искажено гримасой торжествующей злобы: он выглядывал из узких прорезей глаз, он смотрел на нее снизу вверх, недоброжелательно смотрел и улыбался.

— Так чего хотел твой отец?

— Он сказал, что одна из фирм, которую контролирует его фирма, строит в Гане дамбу. Он спросил, не хочу ли я туда поехать и поработать на благо африканцев, — он предложил работу, где надо заниматься улучшением их бытовых условий.

— Ты отказался?

— Сказал, что не вижу в этом смысла, — я имею в виду, что для отца весь смысл в том, что это — дешевая рабочая сила. И даже если я добьюсь того, что африканцы станут немного здоровее, что они будут есть немного лучше, и даже если мне удастся открыть школы для их детей, все равно в этом не будет никакого смысла. Тогда отец сказал, что другая компания, тоже принадлежащая его компании, строит что-то в Северной Канаде, и он предложил мне отправиться туда примерно на такую же работу.