Итальянка

— И к какому выводу я, по-вашему, должен прийти? Нет-нет. Лучше поступить неверно по верным причинам, чем верно по неверным причинам. Ах, вы не понимаете…

Однако я прекрасно его понимал. Оставалось только ломать руки над ужасной неразберихой человеческой судьбы: о эти непостижимые указания добра и зла, что ведут нас по сумрачным дорогам туда, откуда нет возврата!

— Тебе нечем заплатить за проезд, — резко сказал я.

Дэвид улыбнулся, на этот раз более свободно, и это напомнило мне лицо Отто, когда с него как будто спала маска.

— Да. Но у меня есть это.

Он порылся в кармане и вынул сжатый кулак. Повернул его и открыл ладонь. На ней лежали четыре бриллиантовых кольца.

Охваченный смесью ужаса и боли, я узнал их.

— Значит, та часть истории тоже была правдой.

— Я же сказал вам, что все было правдой. Мой отец был предусмотрительным человеком. А ей… ей было бы все равно.

— Но не твоему отцу. Он взял эти кольца, чтобы помочь тебе выбраться, а не вернуться.

Дэвид пожал плечами.

— Он взял их ради нашего будущего.

Подъехал поезд. Дэвид поднял сумку. Последним усилием воли я выхватил записную книжку и нацарапал на странице адрес. И сунул сложенный листок ему в нагрудный карман.

— Здесь я живу. Еще раз подумай. Дай мне знать.

Он повернулся, чтобы открыть дверь вагона.

— Дэвид, ты ничего не хочешь передать… им?

Он замер.

— Нет. Лучшее, на что я могу надеяться, — это поскорее стать для них таким же нереальным, какими они станут для меня.

— Это не лучшее, как ты знаешь.

— Лучшего достичь невозможно, как вы знаете.

Сложенный листок бумаги, порхая, опустился на землю между нами.

Раздался свисток. Дэвид поставил ногу на подножку поезда. Неторопливо обнял меня за плечи и поцеловал в обе щеки.

— Прощайте, хозяин Эдмунд.

19 Самшит

— Прошлой ночью мне снилось, — сказал Отто, — будто в доме гигантская птица. Кажется, коршун…

— Стервятник, — устало произнес я.

— Что? В общем, она таскалась за мной по комнатам, волоча за собой крылья, точно поезд, и я все время слышал за собой такой тяжелый скребущий шорох. Я бросился к телефону, чтобы вызвать помощь, но диск был сделан из ирисок, и я не позвонил, а потом эта птица…

— Отто, нам надо что-то решить насчет памятника Лидии.

Мы были в мастерской. Отто сидел на рабочей скамье, расчистив местечко среди инструментов, и обедал. Он только что запихнул в рот увесистый кусок сырой морковки. За ним немедленно последовала горсть петрушки, и крошки пережеванной моркови выпали на голую грудь Отто, застряв в свалявшейся курчавой поросли. Я сидел на глыбе черного ирландского известняка. Пол вокруг был усыпан черной пыльцой. Отто работал.

Он потер большой небритый подбородок — словно по наждаку провел.

— Да. Я уже думал. Давай просто напишем «Возлюбленная жена такого-то» и «Возлюбленная мать таких-то». Обычную ерунду. Как по-твоему? В конце концов, она была нашей матерью и женой нашего отца. Почему бы нам теперь не смириться с этим?

— Согласен. Я пришел к такому же выводу. И, Отто…

— Мм?

— Ты правда согласен принять предложение Мэгги? Не разозлишься потом?

— Что дом останется мне, а остальное мы поделим на троих? Нет, я ничуть не против. Это кажется разумным. Страховка от пожара нас здорово выручила, слава богу. И огнетушители Лидии пригодились. Погибла только комната Изабель.

Я с легким удивлением уставился на брата. Я ожидал каких-то жестов, каких-то возражений, но Отто, похоже, воспринял щедрость Мэгги как должное.

— Сам знаешь, денег довольно много, — сказал он, поскольку мое изумление породило наводящую на размышления тишину.

— Да-да, много. Ладно, Отто…

— Да, я в курсе. Ты уезжаешь. Ну ладно. Мэгги тоже уезжает, представляешь? Она уходит. Не думаю, что мы с ней еще встретимся. Это кажется концом эпохи, правда?

— Как ты справишься, Отто, без… без всех?

— Так ты знаешь, что Изабель тоже уезжает? Я правильно сделал, что не остановил ее, верно? Я никогда бы такого не предложил. Но мы стали наказанием друг для друга. Странно, но мне кажется, что все к лучшему, по крайней мере эта часть. Я не помру, пока смогу ходить к зеленщику. И я только что научился варить картошку. Надо просто…

— Знаю, Отто. Я сварил много картошки. Ты справишься.