Итальянка

Я протянул руку, и она приняла ее. Это мало походило на рукопожатие. Скорее на целомудренное объятие.

— Прощай, Эд. Спасибо за все. Боже, какая же я развалина!

— Человеческие жизни тоже могут чиниться загадочным образом.

— Моя из тех, которым лучше быть треснутыми. Ciao, Эд.

— Ciao, Отто.

Я оставил их вдвоем и ушел, вытирая носовым платком масло и лук с руки.

20 Виды на будущее Изабель

— Знаешь, мне кажется, что по-настоящему Дэвид любил только Отто.

— Может быть, — согласился я.

— Ему явно нравилось бояться Отто, а это род любви, верно?

— Да. Существует много родов любви, Изабель.

Она постепенно обнажала сцену. Убогая, голая коричневая гостиничная комната возникала из-под груд легких как пух одеяний, которые Изабель быстро сворачивала в фантастически крохотные квадратики и укладывала в чемоданы. Словно птица превращалась в человека.

— Думаю, он хотел, чтобы Отто ударил его.

— Так он не сказал тебе, куда уезжает? — спросил я.

— Нет. В его письме было написано только, что он уезжает за границу. Осмелюсь предположить, что в Америку. Ах, я не надеюсь встретить его вновь, Эдмунд, правда не надеюсь.

Она вздохнула. И я вздохнул, решив не рассказывать Изабель о своем последнем разговоре с Дэвидом. Лучше промолчать и позволить глубинному смыслу ситуации оставаться полностью скрытым. Простота лучше, чем загадка. Я сел на кровать, простыни с которой уже были убраны. Наши голоса заметались эхом по голой комнате. Как же мы все были оголены: Отто, Изабель, Дэвид — и я!

— В Америку. Понятно. Изабель, с тобой все будет хорошо? В смысле, если тебе нужны деньги, Отто, конечно…

— О, у меня есть немного своих денег, не волнуйся. Я тебя не шокировала, а, Эдмунд?

— Шокировала? Дорогая Изабель, конечно нет! Я просто беспокоился…

— Да, конечно. Но я думала, что могла тебя шокировать, ты ведь такой чистый и честный человек. Я знаю, тебе было противно смотреть, как мы с Отто устраиваем неразбериху. Тебе не кажется, что это сделало ее еще хуже?

— Изабель, мне нечего сказать. Как я могу судить? Я только хочу, чтобы вы оба были счастливы, а прежде вы явно не были. Я полагаю, это расставание… оно неизбежно?

Она повернулась ко мне, и я увидел, как она преобразилась. Ее круглое решительное личико стало как будто более пухлым и молодым, собранным и гармоничным, очищенным от беспокойства. Теплое сияние струилось изнутри, подобно свету сквозь алебастр, и в глазах ее было что-то от той странной, почти радостной пустоты, которую я видел в глазах Отто. Но в отличие от него новая Изабель не казалась распавшейся, напротив, более сосредоточенной, более человечной, более цельной. Разрушаться и терять рассудок было не в ее натуре.

— Да, — сказала она. — Думаю, я давно уже знала, что с Отто все кончено. С ним все было кончено в тот миг, когда он начал бить меня. Насилие — страшная вещь, и в конце концов от него можно только уйти. Но я не видела этого. Я продолжала жалеть его самым гадким образом.

— Гадким образом?

— Да. Это было не настоящее сострадание, а всего лишь навязчивое ощущение связи с ним, так что жалеть его было все равно что жалеть себя.

— А теперь ты жалеешь его?

— Не знаю. Я сейчас не могу о нем думать. Подумаю позже, когда станет проще. Хорошо, что Флора вернулась. С Флорой он не пропадет. Ему было хорошо с Лидией, пока я не явилась. Флора о нем позаботится.

— Не хочешь повидать ее до отъезда?

— Нет. Бывают минуты, когда надо просто развести руки и все отпустить. Мы только навредим друг другу, если я увижу ее теперь. Возьми яблочко, Эдмунд. Я припасла немного оранжевых пепинов специально для тебя.

— Нет, спасибо.

Я поудобнее устроился на кровати и в замешательстве засмотрелся на невестку. Она была загадочно, сверх всякой меры полна собой. Я осознал, что в прошлом она всегда существовала лишь наполовину. Теперь же она раздулась до целой Изабель. Солнце, сверкающее в ярко-голубом небе, послало длинный луч в окно и озарило ее радостное лицо и волосы, когда она склонилась над чемоданом. Миллионы золотистых искорок бегали по ней в солнечной дымке.

— Похоже, ты счастлива, — сказал я почти обвиняюще.

— Нет, просто реалистична. Я научилась видеть. Вот почему ты можешь видеть меня.

— А раньше ты не умела видеть?

— Нет. Я жила с черным покрывалом, намотанным на голову. Вон, выгляни в окошко.