Последняя бригада

Солдат, которого сквозь деревья увидел Лервье, подбежал к лейтенанту с острова и что-то ему сказал.

—   Давайте их сюда, — ответил тот и обернулся к лейтенанту с лодки:

—   У меня двое раненых. Может, отвезешь? И еще один убитый. У тебя лучше получится его похоронить.

Все вернулись к лодке.

— Спасибо, старина, — сказал остающийся лейтенант отплывающему лейтенанту. — Так приятно сказать тебе «до свидания». Хотя, знаешь, сдается мне, что мы больше не увидимся.

— Откуда нам знать? — ответил другой.

Лервье-Марэ взялся за одно из весел, поскольку в лодке их было уже шестеро, и она практически черпала воду бортом. Лейтенант снова застыл на носу. Раненые сидели на банке. Один прижимал локти к животу, второй держался за скамью согнутой рукой, словно вот-вот потеряет сознание. Между ними и гребцами лежал убитый — один из присланных в подкрепление алжирских пехотинцев. Его масляно-черное лицо в обрамлении курчавых волос было обращено к небу.

Лервье услышал голос Сирила:

— Поднажми… Немцы настороже…

Почему они все оказались на этой глянцевой воде, в ночи, которой, кажется, конца не будет? Зачем все они здесь: парень со славянским акцентом, мертвый африканец и он сам, Жак Лервье-Марэ?

Лервье изо всех сил налегал на весло, но оно двигалось, повинуясь какой-то особой, нервной энергии и становясь с каждым гребком все менее податливым. Пальцы ощущали его как инородное тело, которое было гораздо живее сжимавших его рук.

Лервье-Марэ с удивлением обнаружил, что сам себя спрашивает, сколько ему лет, и отвечает, что двадцать.

С островка снова послышались выстрелы, и лодку окружила стая светлячков. Они сверкали и свистели повсюду, мельтешили перед глазами, падали на мертвое тело. Но на этот раз Лервье-Марэ даже не двинулся с места. Весло начало расти под его ладонями и жить своей жизнью, все более независимой. Ему вдруг стало трудно дышать, и он почувствовал, как все его тело содрогается от отвращения, потому что на дне лодки лежит мертвец с побелевшими глазами и со струйкой запекшейся крови в углу открытого рта.

5

— Я испугался, что ты… хлопнешься в обморок этой ночью, когда мы гребли обратно, — произнес Сирил.

Было полвосьмого утра. Сидя на траве рядом с командным пунктом, Сирил уплетал хлеб с мармеладом. Лервье-Марэ пристроился рядом с ним и что-то писал. Он оторвал глаза от бумаги и ответил:

—  Да, момент для меня был тяжелый. Лейтенант что-то сказал — и больше я ничего не помню.

—  Однако полковнику ты все хорошо доложил… Ты что, никогда не видел мертвецов?

—  Да нет, — отозвался Лервье-Марэ. — Я видел дедушку, мамину тетку и еще других…

—  Это не то… они не похожи на убитых. Этих мертвецов специально готовят, чтобы выставить на всеобщее обозрение.

Они с минуту помолчали. Лервье-Марэ, который старался не потревожить левую руку, перевязанную платком, заметил:

—  Смешно, но эта царапина придала мне сил. А то я уже ни сидеть, ни стоять не мог.

—  Да, похоже, тебе сразу стало лучше. Болит?

—  Почти нет. Если бы я сам себя как следует стукнул, было бы больнее. Все же забавно видеть, как летит пуля, которая тебя настигла!

—  Есть в этом что-то дьявольское, — отозвался Сирил.

Он так старательно начищал стоящие перед ним на траве огромные башмаки, словно хотел стереть их совсем.

— Да и вообще все оружие — от дьявола, — снова начал Сирил, — кроме холодного. У архангелов были мечи или копья, но огнестрельное — точно от дьявола. — И со смехом добавил: — Может, потому, что его изобрели уже после того, как выдумали ангелов.

И в голове у Лервье-Марэ промелькнуло видение: все счета в этом мире подводятся как в большой амбарной книге. Дебет-кредит. Колонка добра давно закончена, чернила высохли и поблекли. А все, что делается в мире нового, записывают в колонку зла.

Он привык к трудностям и усталости, и ночная тоска рассеялась с наступлением дня, но восстановить душевное равновесие почему-то не удавалось. В сознании остались разрозненные, беспорядочные образы белой от света ракет ночи. Точно так же, как после бала в Шеневе перед глазами долго стояли танцующие пары, теперь он видел руки, бросающие гранаты, и двоих солдат, несущих в лодку мертвеца.

Но видения исчезли, когда его поясница снова почувствовала прикосновение жестких бортов мотоциклетной коляски.

Едва рассвело, они с Сирилом снова преодолели шестнадцать километров, отделявших Жен от командного пункта. К шести часам утра они с тревогой заметили, что огонь над островом стихает. О тех, кто его защищал, ничего не было известно. Река вынесла потом несколько мертвых тел и среди них тело малыша Нойи. Вскоре неприятель ступил на южный берег, который отстаивали так отчаянно и такими неравными силами.