Делай Деньги

— Я думал, что он сошел с ума!

— Доктор Белолик, напротив, считает, что он пришел в себя. Полагаю, у юного Бента было ужасное детство. Никто не говорил ему, что он клоун, пока ему не исполнилось тринадцать. А его мать по каким-то своим причинам препятствовала всякой клоунскости в нем.

— Когда-то ей, наверное, нравились клоуны, — заметила Адора Белль. Она посмотрела по сторонам. Все клоуны торопливо отвернулись.

— Она любила клоунов, — отозвался Ветинари. — Или, лучше сказать, одного клоуна. И одну ночь.

— О. Понятно, — сказал Мойст. — А потом цирк уехал?

— Как обычно и бывает, увы. После чего, я подозреваю, она охладела к мужчинам с красными носами.

— Откуда вы все это узнали? — спросил Мойст.

— Кое-что из этого — обоснованные предположения, но мисс Дрэйпс многое из него вытащила за последнюю пару дней. Она — дама определенной проницательности и решительности.

В дальнем конце большого шатра была еще одна дверь, у которой их ждал глава гильдии.

Он был белым с головы до ног — белая шляпа, белые ботинки, белый костюм и белое лицо — и на этом лице, очерченная красным гримом, искажающая настоящие черты, была улыбка, холодная и гордая, словно у герцога ада.

Доктор Белолик кивнул Ветинари.

— Милорд…

— Доктор Белолик, — отозвался Патриций. — А как пациент?

— О, если бы он только он пришел к нам в юности, — вздохнул Белолик, — каким бы он стал клоуном! О, кстати, мы обычно не допускаем посетителей-женщин в здании гильдии, но в данных особых обстоятельствах мы закроем глаза на это правило.

— О, я так рада, — произнесла Адора Белль, каждый слог был вытравлен кислотой.

— Просто, что бы там ни говорила группа Шутки Для Женщин, женщины просто не смешные.

— Какое ужасное несчастье, — согласилась Адора Белль.

— Скорее, интересная дихотомия, поскольку не смешны и клоуны, — заметил Ветинари.

— Я всегда так думала, — поддержала Адора Белль.

— Они трагичны, — продолжал Ветинари, — и мы смеемся над их трагедией, как смеемся над своей. Нарисованный оскал косится на нас из темноты, высмеивая нашу безумную веру в порядок, логику, положение в обществе, реальность реальности. Маска знает, что мы скользим на банановой кожуре, которая ведет только к открытому люку гибели, и все, на что мы можем надеяться — это одобрение толпы.

— Куда вписываются пищащие звери из шариков? — спросил Мойст.

— Понятия не имею. Но насколько я понимаю, когда предполагаемые убийцы проникли внутрь, мистер Бент задушил одного весьма правдоподобным забавным розовым слоном, сделанным из шариков.

— Только представьте себе звук, — весело сказала Адора Белль.

— Да! Какой номер! И это без всякой подготовки! А работа с лестницей? Чистое боевое клоунство! Превосходно! — воскликнул Белолик. — Мы теперь все знаем, Хэвлок. После того, как умерла его мать, за ним пришел его отец и, конечно, забрал его в цирк. Любому клоуну было видно, что у мальчика смешное в крови. Эти ступни! Надо было отправить его к нам! Мальчик такого возраста, могло быть много проделок. Но нет, его запихнули в старые одежды его деда и вытолкнули на арену цирка в каком-то крошечном городке, и, ну, вот тогда клоунское дело и потеряло своего короля.

— Почему? Что случилось? — спросил Мойст.

— А как вы думаете? Над ним засмеялись.

Лил дождь, и мокрые ветки хлестали его, когда он бежал сквозь лес, побелка все еще капала с его мешковатых штанов. Сами штаны прыгали вверх-вниз на своих эластичных подтяжках, время от времени ударяя его под подбородком.

А вот башмаки были хорошими. Это были замечательные башмаки. Это были единственные башмаки, которые ему за всю жизнь подошли.

Но его мать воспитала его как следует. Одежда должна быть уважаемого серого цвета, веселье было непристойным, а грим — грехом.

Что ж, наказание пришло достаточно быстро!

На рассвете он нашел амбар. Он соскреб засохший крем, затвердевшую побелку и умылся в луже. О, это лицо! Толстый нос, огромный рот, белая нарисованная слеза — оно будет являться ему в кошмарах, он знал это.

По крайней мере, у него все еще остались свои подштанники и рубашка, которые прикрывали все важные части. Он уже собирался выбросить все остальное, когда его остановил внутренний голос. Его мать мертва, и он не смог помешать судебным приставам забрать все, даже медное кольцо, которое Мать каждый день чистила. Он больше никогда не увидит своего отца… Он должен был оставить что-нибудь, что-то, чтобы он мог помнить, кем и почему он был, и откуда пришел, и даже почему он оставил это. Амбар предоставил ему дырявый мешок, что вполне подошло. Ненавистный костюм был засунут внутрь.