Попугай Флобера

12 а). В книгах Флобера много сцен с убийствами животных.

Он не Уолт Дисней, о нет. Его интересовало проявление такого чувства, как жестокость, я согласен. Его интересовало все. Но это интересовало и Сада и Нерона. Однако послушайте, что он сказал о них: «Эти монстры объяснили мне историю». Гюставу было тогда, заметьте, всего семнадцать лет. Позвольте добавить еще одно его высказывание: «Я люблю побежденных, но я также люблю победителей». Он стремится, как я уже говорил, быть столь же китайцем, сколь и французом. В Ливорно произошло землетрясение: Флобер, сострадая, однако, не проливал слез. Но он испытывал такие же сильные сострадания к жертвам землетрясения, какие испытывал к рабам, умиравшим прикованными тираном к жерновам. Вас это шокирует? Это называется историческое воображение и означает, что ты гражданин не только мира, но и всей вселенной. Это то, что Флобер называет «быть братом в Боге, братом всего живущего, начиная от жирафа, крокодила и кончая человеком». Это означает быть писателем.

13. Он был отвратительно груб с женщинами.

Женщины любили его. Он наслаждался их обществом, а они его; он был галантен, флиртовал и спал с ними. Но он не хотел жениться. Разве это грех? Возможно, порой его интимные связи носили чрезмерно острый и пикантный характер, но они не противоречили его времени и вкусам своего класса. Кого в девятнадцатом веке не порицали за это? Во всяком случае, Гюстав стремился быть честным в своих сексуальных связях, поэтому предпочитал проституток гризеткам. Эта честность принесла ему больше неприятностей, чем могло бы принести лицемерие — например в отношениях с Луизой Коле. Каждый раз, когда он говорил ей правду, она звучала как жестокость. Луиза была стервой, разве не так? (Позвольте мне самому ответить на этот вопрос. Да, я считаю ее стервой; она и вела себя соответственно, хотя мы знаем лишь то, что рассказал нам о ней Гюстав. Возможно, кто-то другой напишет нам о ней; впрочем, почему бы нам не воссоздать Версию Луизы Коле? Я мог бы сделать это. Да, я, пожалуй, сделаю это.)

Если позволите мне заметить, немало из ваших обвинений можно будет пересмотреть и собрать под общим заглавием: Мы не понравились бы ему, если бы он узнал нас. Он же, возможно, согласился бы признать себя виновным лишь только для того, чтобы посмотреть, какие у нас станут лица.

14. Он верил в Красоту.

Кажется, мне заложило ухо. Возможно, это сера. Дайте мне минуту, я зажму нос и чихну через уши.

15. Он помешался на стиле.

Вы несете вздор. Неужели вы до сих пор думаете, что повествование раскручивается в галльской манере: Идея, Форма и Стиль? Если так, то вы делаете первые робкие шаги в художественной литературе. Вы хотите знать некие правила для писателя? Очень хорошо. Форма это не пальто, которое можно накинуть на голую плоть мысли (старое сравнение, из флоберовских времен); форма это и есть сама плоть мысли. Невозможно представить себе Идею без Формы и Форму без Идеи. Все в искусстве зависит от мастерства исполнения: история о вше может быть такой же прекрасной, как история об Александре. Каждый должен писать, руководствуясь своими чувствами, но эти чувства должны быть искренними, а все остальное — к черту. Если строка хороша, она уже не принадлежит ни к какой из школ. Строка прозы должна быть столь же безупречной, как строка поэзии. Если окажется, что вы хорошо пишете, вас обвинят в отсутствии идей.

Это все максимы Флобера, кроме одной. Принадлежащей Буйс.

16. Он не верил в то, что у Искусства есть социальная цель.

Да, не верил. Это скучно. «Вы приносите скорбь, — писала ему Жорж Санд, — я приношу утешение». На это Флобер ответил: «Я не могу поменять себе глаза». Произведение искусства это пирамида, которая стоит одна, бесполезная, в пустыне, шакалы мочатся у ее подножия, а буржуа карабкаются на ее вершину; сравнения можно продолжить. Вы хотите, чтобы искусство было лекарем? Вызовите карету «скорой помощи», карету «Жорж Санд». Вы хотите, чтобы искусство говорило вам правду? Пошлите за каретой «Флобер», и предупреждаю: не удивляйтесь, если она переедет вам ноги. Послушайте, что сказал поэт Оден: «Поэзия ничего не меняет». Не воображайте, что Искусство это нечто такое, что должно поднять ваш дух или уверенность в себе. Искусство не brassiиre ^[15] . Во всяком случае, в английском смысле слова. Не забывайте, что по-французски brassiиre это спасательный жилет.

---