Время ангелов

Душевное волнение, приведшее в трепет тело Юджина, стремительно переместилось в желудок, и он поспешно соскочил со стула. Первое, на что упал его взгляд, была расписная русская шкатулка. Он все еще не мог вспомнить, с чем ассоциировалась эта вещь, причинившая ему такую боль. Должно быть, подобная шкатулка сыграла определенную роль в его детстве. Наверное, она имела какое-то отношение к его матери или сестре. Он положил руку на шкатулку, надеясь, что прикосновение сможет что-то подсказать, но ничего не произошло, только невыразимой боли добавилось к волнению, вызванному солнечным светом. Юджин быстро оделся. Он встал поздно и слышал, как Пэтти уже что-то делает на кухне, тихонько напевая. Даже в доме звуки сегодня раздавались по-другому, будто они парили высот в воздухе, — тоньше, чище, как хрустальные отголоски снега. И это тоже он чувствовал всеми своими мускулами.

Накануне Юджин лег в постель в полном отчаянии. Потеря иконы была для него просто болью, ударом, а известие, что это зло причинил его сын, стало потрясением другого рода. Оно заставило его стать не только жертвой, но и участником, глупым и нелепым. Теперь он понял, насколько его благополучие зависело от покоя, порядка и внутренней инертности, ему было необходимо притупить сознание жестокости в отношении человека к человеку. Не был ли его стоицизм, в конце концов всего лишь покорной забывчивостью? Он мог примириться с чем-то простым, что можно было переносить пассивно, так же, как пассивно он воспринимал произошедшую в прошлом катастрофу всей своей жизни. Но поступок Лео был личным выпадом, который пронзил его и принес с собой ужасные воспоминания прошлого. Те события в свое время тоже причинили ему боль и унизили его. А затем это отвратительное вторжение мисс Мюриель, сцена, свидетельницей которой она стала, и ее слова. Чувство защищенности у Юджина было поколеблено так же, как и столь необходимое ему чувство собственного достоинства, декорум, который защищал его от обезьяньей расы англичан и делал его выше них. Теперь он ощущал себя униженным.

Как бы то ни было, это произошло вчера, до великого явления солнца и снега. Теперь Юджин чувствовал себя обеспокоенным, взволнованным, но намного лучше, чем вчера. Он рассматривал себя в зеркальце для бритья, С тех пор как приехала Пэтти, он брился каждый день. Юджин пригладил круто изгибавшиеся усы, густые над губой и суживающиеся, как проволочка, на концах. Они были рыжевато-коричневыми, такими же были когда-то волосы. Теперь, присыпанные сединой, они все еще лежали волной вокруг небольшой лысины, достаточно густые, чтобы скрыть ее, если только ветер не дул в определенном направлении. Он рассматривал волосы спереди. Кажется, они становятся немного реже. Он с сожалением кашлянул, глядя на свое отражение в зеркале, и поспешил из своей комнаты в кухню.

— Пэтти, посмотрите. Не правда ли, замечательно?

— Замечательно! Все так изменилось.

— Давайте поскорей выйдем. Вы уже отнесли наверх его завтрак, не так ли?

По какой-то причине Юджин не мог произнести имени священника.

— Да. Не хотите ли яйцо?

— Нет, нет, не сейчас. Давайте выйдем. Возьмите пальто.

— Не знаю, следует ли мне…

— Пойдемте. Я покажу вам реку, покажу вам снег. Через несколько минут они уже шли по снегу, и длинные тени протянулись за ними. Снег на строительной площадке был неутоптанным, подмороженным и ломким, так что их ботинки с хрустом разбивали корку. Низкое яркое солнце скользило наискось по снегу, отбрасывая небольшие голубые волнообразные тени и заставляя кристаллы снега сверкать так ярко, что Пэтти все время останавливалась, вскрикивала и не могла поверить, что это не драгоценности разбросаны под ногами. Воздух дрожал от яркого света, и тело Юджина ныло от воспоминаний.

На нем была старая полушинель, настолько тесная, что ему казалось, будто он облачен в гипсовую форму. На Пэтти было серое пальто, скорее всего из меха кролика, а вокруг головы повязан красный шерстяной шарф. Ее черные волосы, начавшие немного виться, как рюшем обрамляли ее круглое коричневое изумленное лицо. Она шла немного робко, словно опасаясь разбить твердую корку застывшего снега, которую теперь позолотило солнце, и она казалась запеченной. Пэтти часто оборачивалась, чтобы посмотреть на их следы. Снег ниже поверхности выглядел более голубым. Она смотрела на Юджина ошеломленно, с веселым удивлением. Юджин тоже смеялся. Пар от его дыхания, замерзая на усах, сделал их жесткими и приятно щекочущими. У него слегка кружилась голова от света и открывшейся огромности минувшего. Он положил руку на плечо Пэтти: