Плач к небесам

Он стоял недвижно, и непролившиеся слезы щипали ему глаза. Казалось, огромная волна боли захлестывает его. Сейчас в этой комнате с ним была Венеция – сама Венеция с ее кривыми переулочками и те просторные комнаты, что так много лет составляли для него этот город. А потом все в одно мгновение рухнуло, оставив его голым, униженным, уродливым.

Тонио выжал из себя самую ласковую улыбку, какую мог. А когда Алессандро молча усадил его на стул, сел напротив и протянул руку к кувшину с красным вином, Тонио увидел в нем все ту же, прежнюю, неторопливую грацию.

Он поставил перед Тонио стакан. И они выпили вместе.

Не произнеся ни слова.

Алессандро мало изменился. Даже тонкая сеточка морщин, покрывавшая его кожу, осталась прежней – похожей на вуаль, сквозь которую проступало неподвластное времени сияние.

На нем был серый шерстяной халат. Каштановые волосы свободно спускались на плечи. И каждое движение его изящных рук заключало в себе множество невысказанных и мучительных впечатлений.

– Я так благодарен тебе за то, что ты пришел, – сказал Алессандро. – Катрина взяла с меня клятву, что я не буду приближаться к тебе.

Тонио кивнул в знак понимания. Бог знает сколько раз говорил он Катрине, что не будет встречаться ни с одним венецианцем.

– Я пришел к тебе с определенной целью, – ответил Тонио, и ему показалось, что произнес это кто-то другой. А сам он был в это время заперт где-то внутри и молча задавал такие вопросы: «Что ты видишь, когда смотришь на меня? Ты видишь эти длинные руки, это тело почти гротескного роста? Ты видишь…» – Он не мог продолжать.

Алессандро смотрел на него с самым почтительным вниманием.

– Меня привела сюда не только любовь, – начал объяснять Тонио. – Хотя и одной любви было бы достаточно. А еще того, что я должен знать, как ты живешь. Я мог бы пережить потерю всего этого, так никогда и не повидавшись с тобой. Я должен был принять это. Потому что тогда я избавил бы себя от такой огромной боли.

Алессандро кивнул.

– Что же теперь? – спросил он покорно. – Скажи мне. Что я могу рассказать тебе? Что я могу сделать?

– Ты должен никогда и никому не говорить, что я спрашивал тебя об этом, но скажи бравос моего брата Карло – это те же самые люди, что сослужили ему службу, когда я в последний раз был в Венеции?

Алессандро немного помолчал. А потом ответил:

– Те люди исчезли, как только ты уехал. Государственные инквизиторы повсюду их искали. А сейчас у него на службе состоят другие люди, не менее опасные…

Тонио кивнул. Лицо его ничего не выражало.

Все было просто, очень просто, как он и надеялся. Они сбежали, чтобы спасти свою шкуру. Италия поглотила их. И может быть, где-нибудь, когда-нибудь он наткнется на них и воспользуется возможностью, если таковая представится. Но ему не было до них дела. Было бы невероятно, чтобы Карло не нашел способа заставить их замолчать навеки.

Так что теперь его ждал один только Карло.

– О чем еще рассказать тебе? – спросил Алессандро.

После паузы Тонио попросил:

– О моей матери. Катрина написала мне, что она была больна.

– Она и теперь больна, Тонио, очень больна, – ответил Алессандро. – Двое детей за три года, а совсем недавно – потеря еще одного.

Тонио вздохнул и покачал головой.

– Твой брат несдержан и неуправляем в этом, как и во всем остальном. Но это старая болезнь, Тонио. – Голос Алессандро упал до шепота. – Больше, чем что-либо другое. Ты знаешь ее природу.

Тонио отвел глаза в сторону, слегка наклонив голову.

И после долгого молчания спросил:

– Но разве он не сделал ее счастливой? – В его тоне послышалось тихое отчаяние.

– На какое-то время. И такой же счастливой ее мог сделать любой, – ответил Алессандро, не сводя глаз с Тонио. Он словно изучал его и, казалось, пытался понять, что стоит за этим вопросом. – Она плачет по тебе, Тонио, – прибавил он потом. – И никогда не переставала плакать. А когда она узнала, что ты будешь выступать в Риме, желание увидеть тебя превратилось для нее в наваждение. Одно из моих официальных поручений заключается в том, чтобы привезти ей ноты оперы и самый подробный отчет о том, как все происходило.

Я должен буду рассказать ей все, что смог запомнить. – На его губах мелькнула улыбка. – Она любит тебя, Тонио, – сказал он. А потом, понизив голос так, что его едва можно было услышать, закончил: – Ее положение совершенно невыносимо.

Тонио выслушал эти слова молча, не глядя на Алессандро. Но когда он заговорил, голос его был напряженным и неестественным.