Падение титана, или Октябрьский конь

— Сердечный спазм. Хапд-эфане влил в меня экстракт наперстянки, и почти сразу же все прошло. Он сказал, что мое сердце «затрепетало». Запоминается, да! Там вроде скопилась какая-то жидкость.

— Поправляйся скорей, тебя ждет мое кресло. Лепид сегодня уезжает в Нарбонскую Галлию, так что в палате его тоже не будет. И Филиппа не будет, он объелся амброзией! Боюсь, в переднем ряду не останется никого. Ну, почти никого. А ведь сегодня я прощаюсь с сенатом.

Цезарь умолк. Неожиданно он наклонился и поцеловал Кальвина в щеку.

— Береги себя, старина.

Кальвин нахмурился. Веки его опустились. Он задремал.

Когда, обходя лужи, они подошли к Фламиниеву цирку, Децим спросил:

— Цезарь, позволь, я пошлю кого-нибудь предупредить, что мы скоро придем?

— Конечно.

Один из слуг Децима поспешно ушел.

Миновав колоннаду, они увидели, что в саду собралось около четырехсот сенаторов. Кто-то читал, кто-то диктовал писарям, кто-то растянулся на травке. Желающие поболтать сбились в группы. Говорили, наверное, о чем-то веселом, потому что слышался смех.

Марк Антоний подошел к ним, пожал Цезарю руку.

— Ave, Цезарь. Мы уже отчаялись тебя дождаться, но прибежал малый Децима и всех успокоил.

Цезарь, отняв руку, кинул на него взгляд, недвусмысленно говоривший, что никого не касается, насколько опаздывает диктатор, и поднялся по ступеням к курии в сопровождении двух слуг: один нес его курульное кресло и складной стол, другой — восковые таблицы и мешок со свитками. Рабы установили кресло и стол у края курульного возвышения, он кивком отпустил их, и они ушли. Довольный тем, что все расположено правильно, Цезарь опорожнил мешок, аккуратно сложил свитки вдоль противоположного края стола и сел. Слева от него лежали таблицы, рядом лежал стиль на случай, если ему захочется что-либо записать.

— Он уже работает, — сказал Децим, подходя к двадцати двум членам клуба, собравшимся у ступеней. — Внутри около сорока заднескамеечников. Требоний, пришло время действовать.

Требоний немедленно подошел к Антонию, который решил, что лучший способ удержать Долабеллу на улице — это остаться с ним и постараться быть вежливым. Их ликторы (у каждого по двенадцать) стояли в стороне, воткнув фасции (принадлежавшие старшему, Долабелле, поскольку шел месяц март) в землю. Хотя собрание происходило за пределами померия, Рим лежал всего в миле от них, поэтому эти бравые парни были в тогах и без топориков в пучках прутьев.

Ночью Требонию пришла в голову одна идея, которую он поспешил осуществить, как только пришел Брут. А именно предложил всем преторам и двум курульным эдилам отпустить свой эскорт из уважения к Цезарю, который уже несколько рыночных интервалов обходился без ликторов. Никто не возразил ни ему, ни Кассию, обошедшему с этим же предложением других курульных магистратов. Радуясь неожиданному отдыху, освобожденные ликторы поспешили в свою коллегию, расположенную на холме Орбия прямо возле очень приличной таверны, всегда открытой для мучимых жаждой соседей.

— Постой со мной немного, — весело сказал Требоний Антонию, — я хочу с тобой кое-что обсудить.

Долабелла, увидев своего приятеля, игравшего с двумя сенаторами в кости, кивком велел своим ликторам расслабиться и присоединился к играющим. Сегодня у него было отличное настроение.

Пока Антоний и Требоний вели неспешный и вдумчивый разговор, Децим повел отряд освободителей в курию. Если бы кто-нибудь из находящих в саду сенаторов удосужился взглянуть на них, его весьма поразили бы мрачность их лиц и бессознательная вороватость в повадках. Но никто не посмотрел, никто ничего не заметил.

Замыкавший группу Брут почувствовал, как кто-то дернул его за тогу. Он повернулся и увидел домашнего челядинца, раскрасневшегося и запыхавшегося.

— В чем дело? — спросил он, бесконечно счастливый, что что-то задерживает его на пути к тираноубийству.

— Господин, госпожа Порция!

— Что с ней?

— Она умерла!

Мир не качнулся, не вздыбился, не завертелся. Брут в полном недоумении уставился на раба.

— Чепуха, — пробормотал он.

— Господин, она мертва, я клянусь, она мертва!

— Рассказывай по порядку, — спокойно велел Брут.

— Она была в ужасном состоянии. Бегала как сумасшедшая по дому, кричала, что Цезарь мертв.

— Разве Атилий Стилон не смотрел ее?

— Да, господин, но он рассердился и ушел, когда она отказалась выпить микстуру.