Падение титана, или Октябрьский конь

— Уезжайте из Рима, пока страсти не улягутся, — посоветовала Сервилия. — Если ваши лица не будут мелькать перед глазами, народ их забудет. — Она фыркнула. — Через два года вы сможете выдвинуть свои кандидатуры на консулов, и никто не вспомнит, что Цезарь убит именно вами.

— Это было не убийство, это был необходимый поступок! — крикнула Порция.

— А ты заткнись, — спокойно оборвала невестку Сервилия.

Она могла себе позволить быть снисходительной, ибо уверенно выигрывала в этой войне. Порция сама преподносила ей победу на блюдечке, свихиваясь все сильнее и сильнее.

— Уехать из Рима — значит признать себя виновными, — сказал Кассий. — Мы должны выстоять.

Брута раздирали противоречия. Он соглашался с Кассием, но в глубине души жаждал удалиться от матери, чье настроение не улучшилось после того, как она дала отставку Понтию Аквиле.

— Я подумаю, — сказал он.

«Подумать» значило поговорить с Марком Антонием, который выглядел так, словно любая из оппозиций ему нипочем. В результате сенат, полный креатур Цезаря, повернулся к Антонию как к своей новой путеводной звезде. Успокаивало и то, что Антоний действительно любыми способами защищал освободителей. Он был явно на их стороне.

— Что ты думаешь обо всем этом, Антоний? — спросил Брут, устремив на него печальный, как всегда, взгляд больших карих глаз. — В наши намерения не входит бороться с тобой, вернее, со справедливым республиканским правительством. Лично я оцениваю твою отмену диктаторства весьма позитивно. Но если ты чувствуешь, что правительству наше отсутствие лишь поможет, тогда я уговорю Кассия покинуть Рим.

— Кассий в любом случае должен уехать, — нахмурился Антоний. — Прошла уже треть срока его преторства по иностранным делам, а он еще не решил ни одного вопроса нигде, кроме Рима.

— Да, я понимаю, — согласился Брут, — но ведь со мной дело другое. Как городской претор, я не могу уехать из Рима более чем на десять дней кряду.

— Мы найдем способ обойти это, — успокоил его Антоний. — Мой брат Гай выполняет твои обязанности с мартовских ид. Это не тяжело, поскольку ты издал отличные, по его словам, указы. Он может продолжить вести дела за тебя.

— И как надолго? — спросил Брут, чувствуя, что его подхватывает течение, которому невозможно сопротивляться.

— Строго между нами?

— Да.

— По крайней мере еще месяца на четыре.

— Но, — воскликнул пораженный Брут, — это ведь значит, что Алоллоновы игры в квинктилии пройдут без меня!

— Не в квинктилии, — мягко поправил Антоний. — Теперь этот месяц в честь Юлия зовется июлем.

— Ты хочешь сказать, что это название останется в силе?

Блеснули мелкие зубы Антония.

— Конечно.

— А Гай Антоний захочет провести Аполлоновы игры от моего имени? Естественно, я профинансирую их.

— Конечно, конечно.

— И он поставит пьесу, которую я укажу? У меня есть идеи.

— Конечно, дружище.

Брут решился.

— Тогда, может быть, ты попросишь сенат освободить меня от моих обязанностей на неопределенное время?

— Завтра же утром. И правда, так лучше, — сказал Антоний, провожая Брута до двери. — Пусть народ без вас погорюет по Цезарю. Своим присутствием вы только напоминаете всем о потере.

— Я все думал, сколько еще Брут продержится, — сказал Антоний Долабелле в тот же день, но позднее. — Число освободителей в Риме стремительно тает.

— За исключением Децима Брута и Гая Требония, они все — ничто, — презрительно заявил Долабелла.

— Я согласен с тобой. Но Требоний, удравший в провинцию Азия, уже не проблема, а вот Децим меня беспокоит. Он выше прочих и по способностям, и по рождению, и мы не должны забывать, что по указу Цезаря он должен через год стать консулом вместе с Планком. — Антоний нахмурился. — Он очень опасен. И как один из наследников Цезаря может заполучить какую-то часть его клиентов. Особенно в Италийской Галлии, там их хоть отбавляй.

— Cacat! И правда! — вскричал Долабелла.

— Цезарь обеспечил полное гражданство тем, кто живет по ту сторону Пада, а когда Помпей Магн перестал быть патроном, заграбастал клиентов, живущих и по эту сторону Пада. Ты готов спорить, что Децим не уговорит их примкнуть к нему?

— Нет, — серьезно ответил Долабелла. — Я не поставлю на то и сестерция. Юпитер! Я думал, что в Италийской Галлии нет легионов, а ведь она напичкана ветеранами Цезаря! И лучшие из них те, кому уже выделена земля, и те, у кого есть семья. Италийская Галлия всегда поставляла Цезарю самых надежных солдат.