Падение титана, или Октябрьский конь

— И еще, — добавил Гемицилл, — есть другая часть Малой Азии, у которой фактически никогда не брали денег. Это Ликия. Вся загвоздка в том, что туда очень трудно попасть. Губернаторам провинции Азия не стоило даже пытаться.

— Родос и Ликия, — промолвил Брут. — Я думаю, небольшой военный нажим или даже прямая война скорее убедят их помочь нашему делу?

— В случае Родоса определенно, — согласился Кассий. — Возможно, тогда, скажем, для Ксанфа, Патары и Миры будет достаточно простой просьбы, если они поймут, что за отказом последует неминуемое вторжение.

— Сколько нам нужно взять с Ликии? — спросил Брут Гемицилла.

— Двести миллионов сестерциев.

— Родос, — жестко сказал Кассий, — может дать в два раза больше, и у них еще останется.

— Ты полагаешь, что тысячи миллионов нам хватит, чтобы пройтись по Италии? — спросил Брут.

— Я потом подсчитаю, когда буду точно знать, каковы наши силы, — сказал Гемицилл.

Несмотря на летнюю сушь, зимовка в Смирне протекала без затруднений. Снега не было, сильных ветров тоже, а широкая долина реки Герм дала возможность освободителям расположить свои лагеря цепью в шестьдесят миль длиной от ее начала до окончания. Вскоре каждый лагерь приобрел свою «тень», снабжавшую солдат вином, проститутками и всем прочим. Мелкие хуторяне несли в эти временные поселки овощи, уток, гусей, цыплят, яйца, сладости, выпечку, сиропы всех видов, съедобных улиток, водившихся в этом краю, даже жирных лягушек с болот. Все это с удовольствием покупалось. Хотя оптовым продавцам окружающих городков соседство с армией, имевшей свой провиант, не сулило больших барышей, мало понимавшие в коммерции, но предприимчивые селяне, доведенные поборами до крайней бедности, вдруг увидели признаки возвращения процветания.

Для Брута и Кассия, живших в резиденции губернатора близ гавани Смирны, главным преимуществом такой зимней дислокации войск была возможность без особых задержек получать вести из Рима. Так, они с удивлением узнали об образовании триумвирата и поняли, что Октавиан счел освободителей намного большей угрозой ему, чем та, что нес в себе Марк Антоний. Намерения триумвиров были ясны: Брута и Кассия следует уничтожить. Военные приготовления шли по всей Италии и Италийской Галлии, ни один из сорока с лишним легионов триумвиров не был распущен. Пролетел слух, что Лепид и Планк избраны консулами и останутся в Риме править, а Антоний с Октавианом решат проблему с освободителями. Назывался и месяц начала их кампании — май.

Но самой ужасной новостью было, что Цезарь официально объявлен богом и что культ божественного Юлия, как теперь стали его называть, будет распространен по всей Италии и Италийской Галлии, с храмами, жрецами, празднествами и т. п. Октавиан уже открыто называет себя его божественным сыном, и Марк Антоний не возражает. Один из триумвиров — сын бога, значит, дело их автоматически должно быть правым! Курс Антония настолько переменился, что он даже встал рядом с Октавианом, чтобы заставить сенат дать клятву поддерживать все законы и указы божественного Юлия, а на Римском Форуме, на месте сожжения тела Цезаря, решено было построить храм. Народ Рима выиграл борьбу за право боготворить своего кумира.

— Даже если мы побьем Антония и завоюем Рим, нам придется навсегда смириться с культом божественного Юлия, — с несчастным видом сказал Брут.

— Рим катится по наклонной, — хмуро ответил Кассий. — Вообрази, какой-то мужлан чуть было не изнасиловал девственную весталку!

Да, самые почитаемые жрицы Рима, отправляясь в город, теперь брали ликтора для охраны. За Корнелией Мерулой, которая шла навестить Фабию на Квиринал, погнались и стали приставать с нескромными предложениями. Но Кассий для усиления впечатления употребил более сильное определение, хотя Сервилия в письме ни о каком насилии не упоминала. Впрочем, как ни крути, а до сих пор на протяжении всей истории Рима белое платье весталки служило надежной защитой, они свободно ходили по городу, ничего не боясь.

— Это — веха, — печально сказал Брут. — Старые ценности и табу больше не уважают. Я даже не уверен, что хочу снова в Рим.

— Если брать в расчет планы Антония и Октавиана, ты там никогда не появишься, Брут. Я только знаю, что им придется здорово потрудиться, чтобы помешать моему появлению в Риме, — сказал Кассий.

С девятнадцатью легионами, пятью тысячами конников и семью сотнями кораблей под рукой Кассий стал вслух раздумывать, как получить шестьсот миллионов сестерциев от Родоса и от Ликии. Брут был рядом, но за несколько рыночных интервалов он научился не перечить приятелю. Кассий считал, что Бруту во Фракии повезло, и в вопросах, касающихся стратегических действий, все решительнее задвигал его на второй план.