Чернее черного

— Убил бы за пирожок.

— Не отказался бы от булочки, — сообщил Цыган Пит.

— А мне, пожалуйста, пирожное, — попросил юный Дин со своей обычной вежливостью.

— Что, подголовник опять расшатался? — спросила Колетт. — Или это ты ерзаешь? Боже, умираю от голода, остановимся на заправке.

Дома Колетт жила на витаминах и женьшене. Она была вегетарианкой, хотя позволяла себе бекон и куриные грудки без кожи. Но в пути они ели что могли и где могли. Они ужинали в стилизованных пабах Биллерикея и Эгхема. В Вирджиния-Уотер они ели начос, а в Броксбурне — жирные куски теста, которые пекарь именовал бельгийскими булочками. На заправках они ели мокрые сэндвичи с морепродуктами, а когда пришла весна, сидели на скамейках на пешеходных улочках маленьких городков вдоль Темзы и аккуратно обгрызали по краям теплые корнуолльские пирожки. Они ели запеканки с брокколи и тремя сырами прямиком из супермаркета и лотарингские пироги из оптовых магазинов с жилистыми кусочками ветчины, розовой, как обваренные младенцы, и хрустящие кусочки курицы, и лимонный мусс, который напоминал им пену для чистки ковров. «Мне нужно съесть что-нибудь сладкое, — сообщила Элисон. — Подзарядиться. — И добавила: — Кое-кто считает, что паранормальные способности — это шик. Они чертовски ошибаются». Тебя в чистоте держать — и то непросто, подумала Колетт, какой уж тут шик. Она отбывала срок в торговых центрах, караулила у примерочных кабинок размером с будку часового, занавески в которых никогда не задергивались как следует. Из других кабинок раздавались скрипы и вздохи; в воздухе витал запашок отчаяния и ненависти к себе. Колетт поклялась отвести подругу в бутики, но Эл было не по себе в дорогих магазинах. Однако она не лишена была некоторой гордыни — любую обновку Эл перекладывала в пакет из магазина, предназначенного для женщин нормального размера.

— Мои тело и дух должны быть восприимчивы и спокойны, — сказала она. — Если за это приходится платить капелькой лишнего веса, что ж, так тому и быть. Я не могу настраиваться на мир иной и одновременно скакать козой на аэробике.

Моррис спросил:

— Макартура не видели, он мой приятель, и Кифа Кэпстика, он приятель и Кифа тоже? Макартура не видели, он мой приятель, и носит вязаный жилет? Макартура не видели, у него всего один глаз, не видели его, моряк откромсал ему мочку уха в драке, так он говорит? Как он потерял глаз? Ну, это совсем другая история. Он валит все на моряка, но, между нами, мы-то знаем, что он врет. — И Моррис гнусно хохотнул.

Наступила весна, и из садоводческой фирмы прислали мужчину. Грузовик высадил его вместе с газонокосилкой и с грохотом укатил. Колетт подошла к двери, чтобы дать ему указания. Бессмысленно ждать этого от Эл.

— Единственно, я не знаю, как ее включать? — Он стоял, засунув палец под шерстяную шапку; словно, подумала Колетт, подавая ей некий тайный знак.

Она уставилась на него.

— Вы не знаете, как включать газонокосилку?

— На кого я похож в этой шапке?

— Затрудняюсь сказать.

— Как по-вашему, похож я на каменщика?

— Понятия не имею.

— Да их тут полно, они строят стены. — Он показал. — Вон там.

— Вы насквозь промокли, — сообщила Колетт, наконец заметив это.

— Да, она не бог весть что такое, эта кофта, куртка, парка, — согласился мужчина. — Лучше бы я надел что-нибудь флисовое.

— Флис промокает.

— И полиэтиленовый плащ, плащ поверх.

— Вам виднее, — холодно сказала Колетт.

Мужчина потащился прочь. Колетт захлопнула дверь.

Через десять минут зазвенел звонок. Мужчина натянул шапку на глаза. Он стоял на коврике, под навесом, с него текло ручьями.

— Так как насчет включить ее? Можете?

Колетт смерила его взглядом. С отвращением она заметила, что из ботинок у него торчат большие пальцы и теребят дырки в мысках.

— Вы уверены, что разбираетесь в этом деле?

Мужчина покачал головой.

— Никогда не имел дела с газонокосилками, — признался он.

— Тогда почему они прислали вас?

— Вероятно, надеялись, что вы меня научите.

— С чего они так решили?

— Ну, вы такая миленькая.

— Довольно, — рявкнула Колетт. — Я звоню вашему начальству.

Она хлопнула дверью. Эл стояла наверху лестницы. Она вздремнула после общения с осиротевшей клиенткой.

— Кол?

— Да?

— Это мужчина? — Ее голос был неразборчивым и сонным.