Мумия

– Сир, у меня есть сообщение для вас, – сказал Самир. – Я должен передать его вам немедленно.

– Какое сообщение? – спросила Джулия. Почему Са­мир ничего ей не сказал?

– Весточка от богов, Самир? Боги призывают меня к ответу? На менее важные сообщения у меня просто нет времени. Я должен рассказать вам, что произошло и что я натворил.

– Весть от графа Рутерфорда, сир. Я встретил его в отеле. Он выглядел как безумец. Он сказал, что я должен передать вам, что она у него.

Рамзеса оглушили его слова. Он почти свирепо посмотрел на Самира.

Джулия еле сдерживалась.

Самир вытащил что-то из-под полы балахона и передал Рамзесу. Это был стеклянный пузырек – такой же она видела среди алебастровых кувшинов из отцовской коллекции.

Рамзес посмотрел на пузырек, но не подумал дотронуться. Самир заговорил было снова, но Рамзес жестом попросил его помолчать. От волнения его лицо искажала такая гримаса, что он не походил сам на себя.

– Скажи, что все это значит! – не выдержала Джулия.

– Он выследил меня в музее, – прошептал Рамзес, не отрывая взгляда от пустого сосуда.

– О чем ты говоришь? Что случилось в музее?

– Сир, он сказал, что ей помогло солнце. Лекарство из пузырька тоже помогло, но его не хватило – нужно еще. Она больна – и душой и телом. Она уже убила трех чело­век. Она сумасшедшая. Граф где-то спрятал ее и хочет встретиться с вами. Он назначил время и место.

Какое-то время Рамзес молчал. Потом поднялся из-за стола и направился к двери.

– Постой! – крикнула Джулия, бросаясь вслед за ним.

Самир тоже вскочил на ноги.

– Сир, если вы будете искать его, вас опознают. Отель окружен полицейскими. Подождите, пока он уйдет оттуда и появится в условленном месте. Это единственный безопасный путь.

Рамзес был невменяем. Он неохотно повернулся и отвел от Джулии мрачный полубезумный взгляд. Медленно подошел к стулу и сел.

Джулия вытерла слезы носовым платком и тоже села.

– Когда и где? – спросил Рамзес.

– Сегодня в семь. В «Вавилоне». Это французский ночной клуб, я знаю его. Могу отвести вас туда.

– Но ждать нельзя!

– Рамзес, скажи нам, что все это значит. Как мы поможем тебе, если сами ничего не знаем?

Царь раздраженно махнул рукой. Его лицо было по-прежнему искажено тревогой.

– Ты нужна мне, но если я расскажу тебе все, то могу потерять тебя. Потому что я превращу твою жизнь в ад.

– Я никогда не брошу тебя, – сказала Джулия, но ей становилось все страшнее и страшнее. В душе поднимался ужас перед тем, что надвигалось на нее.

До этих последних минут ей казалось, она понимает, что произошло. Он вытащил из музея тело своей возлюбленной, чтобы похоронить по всем правилам. Но теперь, увидев этот сосуд и услышав странное сообщение Эллиота, она начала строить самые кошмарные предположения, вновь и вновь мысленно возвращаясь к таинственной истории с мумией.

– Доверьтесь нам, сир, позвольте нам разделить вашу тревогу.

Рамзес посмотрел на Самира, потом на Джулию:

– Как можете вы разделить со мной мою вину? То тело в музее… Та неизвестная женщина…

– Да, – прошептал Самир.

– Я узнал ее, дорогие мои. Дух Юлия Цезаря узнал бы ее. Тень Марка Антония расцеловала бы ее. Миллионы погибших из-за нее…

Джулия кивнула, снова заливаясь слезами.

– И я сделал чудовищную вещь: я принес в музей элик­сир. Я не понимал, насколько разрушено ее тело, не знал, что оно потеряло огромные куски плоти. И я вылил на нее эликсир! И через две тысячи лет жизнь затеплилась в ее теле. Она встала! Истекающая кровью, раненная, она встала на ноги. И пошла. Она шла ко мне. Она называла меня по имени!

Да, это было лучше самого выдержанного вина, лучше, чем постель, – мчаться по дороге в открытом американском автомобиле. Гудел ветер, американец все время что-то кричал, машина делала резкие повороты и виражи.

Как здорово смотреть на проносящиеся мимо деревья. Видеть египтян, трясущихся на спинах своих ослов и верблюдов, оставлять их далеко за собой, осыпая дождем гравия.

Она наслаждалась. Она смотрела в высокое небо, а ветер развевал ее волосы, так что ей постоянно приходилось придерживать шляпу рукой.

Она следила за всеми движениями американца – за тем, что он делал, заставляя двигаться свою колесницу: без конца нажимал на «педали», как он это называл, тянул за «рычаг», крутил «руль».

Ох, это слишком страшно, слишком волнительно. Внезапный резкий звук привлек ее внимание – она слышала такой рев на вокзале. Ее руки взметнулись к ушам.