Секретарь обкома

— Да, это на него похоже. Он каждый день что-нибудь утаскивает в детский сад, какую-нибудь игрушку. Ухитряется прятать под одеждой, уж не знаю даже где. Я же сам его одеваю.

Они так и проговорили о Павлушке до того часа, когда вошла дежурная сестра и попросила посетителей оставить больных в покое.

— До свидания, Майя, до свидания! — Александр поглаживал ее мягкую, теплую руку. — Если позволите, в следующее воскресенье я снова приду.

— У нас не только по вос… — начала было Майя и страшно смутилась, покраснела так, как ещё, пожалуй, с ней и не случалось.

Александр постарался сделать вид, будто этого восклицания не расслышал, что ничего не заметил, ещё раз погладил ее руку и вышел. Он, конечно, позабыл о том, чей халат наброшен на его плечи, и если бы сестричка не окликнула сама, он так бы и сдал его гардеробщице.

София Павловна спросила дома:

— Как себя чувствует эта девушка? Ты, надеюсь, передал ей привет от меня.

— Нет, мама, позабыл. Всю дорогу помнил, а пришел туда и позабыл. Чувствует она себя хорошо.

Юлия утащила его в свою комнату.

— Шура, ты должен на ней жениться. Это судьба. Ты понимаешь? Судьба!

— Юля, зачем эти глупости? Я не собираюсь жениться, я не хочу жениться. У меня…

— Ты хочешь сказать, что у тебя ещё в сердце кровоточит рана? Да? Перестань об этом думать. Так нельзя. Ты молодой, ты должен жить. Она, эта девушка, тебе во всем поможет. Ты верь моему опыту — такие, как она, встречаются раз в столетие.

Александр усмехнулся.

— А ты, Юля? Ты же говоришь, что лучше тебя никого и на свете нет.

— Да, вот я — вторая. — Улыбнулась и Юлия. — Но я все-таки хуже, хуже ее. Я эгоистка. Я не смогу пожертвовать собой, я не смогу отказаться от своего счастья во имя счастья другого. А она может. Она все может.

— Ты как Сивилла прорицаешь.

— Не смейся. Все, что я говорю сейчас, я говорю серьезно, очень серьезно. — Она с минуту смотрела в глаза Александру, и вдруг из-под ее ресниц быстро покатились крупные слезы. — Шурка, Шурка!.. — с каким-то тяжким стоном сказала она и уткнулась лбом ему в плечо. — Ничего, ничего-то ты не понимаешь.

Он неуклюже погладил ее по спине, усадил на тахту, принес из кухни воды в стакане.

— Выпей!

— Не хочу, дорогой мой. Не хочу. Спасибо. Он потом сказал Софии Павловне:

— Мамочка, с Юлией-то что-то не того… Чего-то вы с отцом не учитываете.

— Мы всё, Шурик, учитываем. Но сделать ничего не можем. Она влюбилась. Может быть, впервые в своей жизни. И, кажется, безнадежно, без взаимности.

— Что ты говоришь, мамочка! А в кого же она влюбилась?

— В Игоря Владимировича Владычина. — В секретаря Свердловского райкома?

— Ну да.

Александр вновь зашел в комнату к Юлии. Она лежала на тахте, лицом в подушки. Он погладил по её подкрашенным жестким волосам, невольно вспомнил белое золото локонов Майи, нежное и шелковистое; Юлия не обернулась, не подняла головы и ничего не сказала.

Потом Александр позвал Павлушку.

— Пойдем-ка, братец, погуляем. Хоть уже и темно на улице, а ещё только восемь часов, подышим перед сном свежим воздухом.

Он нашел в сквере местечко на дальней скамье, возле детской площадки с качалками и шведской стенкой для ребячьего лазания, сел там, засунув руки в рукава пальто. Павлушка носился вокруг. Ему очень нравилось кататься с разбега по разъезженной ледяной дорожке. Он злился на двух довольно-таки плотных мам среднего возраста, в меховых шубах. Этим мамам тоже нравилось кататься на ледянной дорожке.

— Мальчик, давай по очереди, — уговарили они его. — Ты прокатишься, потом я, потом опять ты, потом эта тетя…

Две другие мамы медленно и плавно качались на доске-качелях. Доска потрескивала под ними, но их это не смущало.

А дети всех мам, сошедшихся на площадку, толпились тем временем в кустах за скамейкой, на которой сидел Александр, и рассуждали на международные темы.

— Папа сказал, — говорила одна девочка лет семи. — Папа сказал: если они посмеют пускать в нас ракеты, мы нажмем кнопку и…

— Что ты понимаешь — кнопку! — передразнил мальчик немного постарше ее. — Ты бы уж лучше молчала. Мы воевать не собираемся. У нас будет мирное шу… счи… су… шчи…

— Шущиствование! Не умеет, а говорит! — закричала вторая девочка.

— Мы замагнитим все их самолеты, все пушки, все! — сказал ещё какой-то мальчуган. — Они даже с места не смогут стронуться.