Секретарь обкома

— Свяжи-ка меня с ним, Илья Семенович, с Черногусом. — Василий Антонович хотел повидаться с директором музея немедленно. По правде говоря, Черногус не давал ему покоя все эти две долгие недели. Что-то в истории с Черногусом выходило за рамки повседневного. Надо было это прояснить, разъяснить, — нельзя, чтобы старый коммунист и дальше нес в себе такое озлобление против обкома партии, против него, Василия Антоновича. Кто-то тут прав, а кто-то и неправ. Не могут же быть правыми обе стороны. Нельзя было не прислушаться к мнению большевика, участника гражданской войны, если это мнение верное. Но нельзя было оставить его и без ответа, если оно неверное.

— На работе Черногуса уже нет, — сказал Воробьев, наведя справки. — Ушел домой. А дома телефона не имеет. Есть телефон у соседей. В экстренных случаях вызывают через них.

— Попробуй, Илья Семенович, дозвонись. Потревожь соседей. Случай как раз экстренный.

Минут через пятнадцать Черногус был у телефона. Василий Антонович услышал глухой скрипучий голос: «Алло! Чем могу служить, то-варищ Денисов?»

— Хотелось бы встретиться, Гурий Матвеевич. — Василий Антонович почему-то слегка волновался. Это было непривычно для него.

— Когда прикажете явиться? — скрипело в телефоне.

— Я бы не хотел здесь, я бы хотел встретиться у вас.

— Тогда я сейчас же отправлюсь в музей. Пройдет полчаса…

— Не утруждайтесь. Я заеду к вам домой. Черногус помолчал.

— Удобно ли? — сказал он неуверенно. — У меня жилье холостяцкое. Не очень комфортабельное.

— Ничего, ничего. Я не барышня.

— Ну что ж, хорошо, — совсем затихшим голосом согласился Черногус и повесил трубку.

Василия Антоновича он встретил на верхней лестничной площадке старинного двухэтажного дома — бывшего особняка одного из процветавших когда-то в Старгороде многочисленных торговцев лесом. Пока Василий Антонович подымался по ступеням, Черногус стоял вытянувшись, в тщательно отутюженном, но поношенном черном костюме, не очень хорошо выбритый, сухой, истощенный, почти такой же зелено-желтый, каким Василий Антонович видел его на больничной койке.

Рука у него была холодная, в ней прощупывались все косточки, тонкие и хрупкие.

Жил Черногус в двух комнатах. Первая, большая, метров в тридцать пять — сорок, давно не ремонтированная, с потемневшим потолком, с отвисающими обоями, вся была уставлена шкафами и полками с книгами. Дверь во вторую была плотно прикрыта.

Василий Антонович сел в предложенное ему кресло с высокой спинкой, принялся осматриваться. Над шкафом, над книжными полками, по стенам были развешаны, чучела ястребов, соек, дятлов, сов, на шкафах стояли набитые ватой зайцы, белки, ласки, выдры.

Меж полками были прикреплены к стенам плоские ящики под стеклом — коллекции пестрых бабочек и отливающих металлами больших и малых жуков, рогатых, усатых, клешнятых. На многочисленных маленьких столиках, по углам комнаты и на ее середине, располагались самые разнообразные предметы — от клещей, какими дергают гвозди, от плоскогубцев и кусачек, от садовых пил и секаторов до вырабатывающей электричество машины Фарадея, до банок с заспиртованными гадюками, до чугунных Будд и бронзовых Аполлонов. Паркет был почти черный, его, видимо, не только никогда не натирали, но и не очень-то часто мыли, планки поотклеи-лись, покоробились, ходили под ногами.

— Я вас предупреждал… — Черногус видел, как внимательно осматривает все секретарь обкома. — Предупреждал, что живу по-холостяцки.

Он держался официально, сухо, настороженно, стараясь быть независимо-вежливым.

— Да, да, — ответил Василий Антонович. — У вас много книг.

— Их ценность не в количестве, а в качестве. Это редкие книги.

Василий Антонович уже и сам заметил — просто даже по корешкам, — что библиотека Черногуса отнюдь не похожа на библиотеки, какие обычны в современных семьях. Приходя к своим друзьям и знакомым, Василий Антонович заранее знал, что увидит у них в шкафах и на полках: только то, что издавалось в последнее десятилетие Гослитиздатом. Корешки подписных изданий давно примелькались, и, как ни старайся, библиотеку Сергеева не отличишь от библиотеки Лаврентьева, библиотеку Суходолова от библиотеки Иващенко. Только разве шкафы для книг разные, да и то не очень — этакое светленькое дерево, среднее между ясенем, буком и дубом, этакие зеленоватые неровные стекольца в створках.