Киномания

Я подумал — не посвятить ли в мои планы Жанет, но она стала бы задавать вопросы, но которые я пока еще не хотел отвечать. Последнее, что мне оставалось, прибегнуть к помощи Шарки. Что ж, придется ему расстараться. Три дня я пытался до него дозвониться, но когда он наконец снял трубку, меня это вовсе не воодушевило. Он до того обкурился, что мне пришлось дважды напоминать, кто я такой. А чтобы вдолбить ему в голову, куда и зачем я отправляюсь, потребовались прямо-таки героические усилия.

— Ты едешь в Южную Америку? Близкий свет!

— Нет, Шарки. На юг Франции. Сначала в Цюрих, а потом в Альби. Около Тулузы.

— А, ну да. Оттуда этот бедный горбун-художник на коротких ножках. ^{357}

— Это не имеет к нему никакого отношения. Я еду туда к сиротам. У них есть монастырь в Альби.

— Понял. Это что еще за сироты, старина?

— Ну, эти, саймоновские, помнишь?

— Да, ты видел последний хит Данки? Какая-то там анализация? Высший класс!

— Канализация, Шарки. Да, я его видел.

— Класс!

— Мы говорим о другом.

— О другом?

— Да, мы говорим о моей поездке на юг Франции. Ты еще не забыл?

— Да, помню. В Альбукерк.

— В Альби.

— Понял, в Альби. Слушай, а когда я снова увижу эту красотку Жанет, а?

— Забудь об этом на время. Слушай, на то время, пока меня не будет, я бы хотел оставить у тебя мою рукопись. Ладно?

— Конечно. Слушай, а куда ты едешь?

Бедняга Шарки. Его краткосрочная память сузилась до трех последних слов, которые ему удавалось разобрать. Я решил плюнуть на все это и ограничиться прощанием. Но даже и это далось не без труда.

— Я позвоню, когда вернусь, — сказал я ему, — Недели через три-четыре. У меня будет что тебе рассказать, старина. Кажется, ты во всем был прав.

— Кроме шуток? Я себя поздравляю.

Безнадежно.

Я немного успокоился, когда за неделю до моего отъезда позвонил Анджелотти и спросил, можно ли ему будет познакомиться с моей рукописью книги о Касле, пока я буду в отъезде.

— Конечно, — сказал я ему. — Я даже буду рад оставить ее в руках сочувствующего человека… ну, на всякий случай.

— На какой случай?

— На тот, если я пропаду без вести в море, — рассмеялся я.

Анджелотти не понял. Да и откуда ему было понять?

— В море? Но ведь вы летите самолетом?

— Конечно. Касл пропал в море.

— Правда?

— По пути в Цюрих в сорок первом году.

— Да? А я не знал.

И тут я спросил себя — зачем я вообще поднял этот вопрос.

В течение нескольких последних дней перед отъездом я стал чувствовать странную перемену. Каким-то образом рассеивались многие мои «но» и даже настоящие страхи, которые тревожили меня в связи с этой поездкой в Цюрих. Вместо этого я испытывал все возрастающее головокружение — сродни чувству, охватывающему тебя на американских горках, когда вагончик резко поднимается вверх перед первым крутым спуском. Вероятно, на меня повлияла серьезность Анджелотти. Как бы там ни было, я даже наслаждался, предвкушая возможный риск. И было еще кое-что. Ощущение власти. Каждая моя мысль, каждый поступок словно обретали важность, ибо я был в курсе великого замысла сирот. Я в жизни себе не мог представить столь дальний замысел, столь непримиримое упорство. Я обнаружил, что намеренно подавляю в себе недоверие, которое у меня вызывала история Анджелотти. Я хотел, чтобы он оказался прав. Потому что тогда и я буду обладать этим знанием! И вскоре как один из наивных хичкоковских простачков, так походя путающих планы сил зла (Джимми Стюарт, Кэри Грант ^{358} ), я, возможно, проникну в глубь заговора, поучаствую в этом жутком приключении. Прежде я не знал за собой таких слабостей, а когда узнал, то сделал себе строгое предупреждение: «Осторожнее, Джонатан! Это путь к безумию».

Из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, из Нью-Йорка в Рим, из Рима в Цюрих. А потом на ожидавшем меня лимузине в приют, где я должен был провести ночь, прежде чем отправиться в Альби.

Старое траченное временем здание было все таким же мрачным, каким я его помнил, а вот доктор Бикс заметно изменился. Оставаясь по-прежнему официальным, как и прошлым летом, он явно изо все сил старался казаться доброжелательным. Я даже готов был поверить, что он рад моему возвращению. Мне пришлось напомнить себе, что это невозможно, поскольку я здесь чужак, приехавший задавать нежелательные вопросы. Я провел в его кабинете почти час, прежде чем разобрался в своем положении. В кабинет заглянул священник по имени Брат Базиль, и доктор Бикс поспешил представить меня как «гостя отца Маркиона, направляющегося в монастырь». В его голосе прозвучала торжественная нотка, и брат Базиль ответил мне более чем почтительным рукопожатием и поздравлением. Как я понял, приглашение от одного из «совершенных» давало гостю определенный статус. Доктор Бикс дал мне понять, что редко кто удостаивается такой чести.

---