Орлиная степь

Федя Бражкин покосился на бригадира и выкрикнул:

— Хорошая чепуха!

— А ты помалкивай! — пригрозил ему Леонид.

— Не буду я молчать!

— Значит, хочешь, чтобы надо мной смеялись, да?

Жалобно поморщась, Федя Бражкин досадливо махнул рукой и отвернулся было, но Светлана схватила его за локоть и потребовала:

— Федя, скажи! Только мне!

— С прицепа он упал, — пробурчал Бражкин.

— Как упал?

— А кто его знает? — ответил Федя, все еще опасливо косясь на бригадира. — Оглянулся я, а его нет на прицепе: лежит метров за триста на целине. Подбегаю, хватаю за плечи — гляжу, спит. Это же безобразие, честное слово! Ну, а если бы под лемеха?

— Все доложил? — спросил Леонид.

— Все. И этого хватит.

— Тогда поехали. И больше, товарищ Бражкин, никому ни слова! Понял?! Я шутить не люблю.

У полевого стана торопливо и шумно работала вся бригада. Обе смены, уходящая на отдых и собиравшаяся работать в ночь, сообща очищали тракторы и плуги от грязи, смазывали их отдельные части, проверяли крепления, подтягивали ослабшие гайки.

Вечерняя пересмена по графику заканчивалась еще при солнечном свете. Солнце теперь стояло низко над землей. Легонький предзакатный ветерок осторожно расчесывал косы у розовых от зари берез.

Остановив трактор и открыв дверку, Леонид прежде всего увидел Аньку Ракитину, которую ждал, с часу на час, а позади нее — Хаярова и Даньку. Редко так радовался Леонид, как обрадовался сейчас, увидев непутевых, не очень надежных, но таких нужных теперь ребят: как ни говори, а отныне бригада в полном составе — работай вовсю! Леонид заторопился, хотел по привычке одним махом выскочить из кабины, но не тут-то было: ноги не слушались, да и в руках не осталось сил. Кое-как Леонид все же спустился на землю и, глядя на улыбающуюся Аньку и ребят, смущенно отводящих взгляды, проговорил:

— Ну вот, значит, молодцы…

Он хотел шагнуть, чтобы поздороваться с ребятами за руку, но не смог стронуться с места и неожиданно пластом грохнулся на землю головой вперед.

В одну минуту сбежалась встревоженная бригада. Леонида подняли, перенесли в палатку и уложили на кровать; он спал тяжким, мертвецким сном, сердце его билось часто и оглушительно.

…Тракторы один за другим вставали на заправку и уходили прочь. Последним к заправочной тележке приблизился трактор Виталия Белорецкого, который по болезни не вышел со сменой; в кабине сидел Хаяров, а за прицепом шагал Данька. Заливая в топливный бак трактора горючее, Светлана, как ни сдерживала свой гнев, а все же уколола дружков Дерябы:

— Что ж вы вчера-то не приехали? Все гадали?

— Дела, красотка, дела! — хохотнув, ответил Хаяров.

— Слыхали о ваших делах!

— Погоди, мы еще покажем, как надо работать! С нами не берись тягаться! Хочешь, мы сегодня же ночью обставим всех ваших передовиков? Молчишь?

— Хвастуны! — сказала Светлана.

Вскоре после захода солнца полевой стан опустел: тракторы ушли на свои загонки, а отработавшая смена ужинала в палатке. Светлана, оставшись одна на нефтехранилище, торопливо протирала и укладывала в ящик заправочный инвентарь, подбирала разбросанные по земле промасленные тряпки. В прошлые вечера она обычно не спешила наводить здесь порядок, часто останавливалась и прислушивалась: как раз в этот синий сумеречный часок, отдохнув, вновь ненадолго поднимались в небо жаворонки, и над степью, над которой уже трепетали и плавали сотни огней, вновь ручьисто струилась, вливаясь в каждое человеческое сердце, серебристая песнь. Сегодня же ничто, даже эта песнь, не задерживало внимания Светланы, не трогало ее душу — она была точно в полузабытьи от своей тревоги.

В палатку она входила, не чуя под ногами земли. Ужин закончился, и некоторые ребята, неохотно, сонливо переговариваясь, уже копались в полумраке у своих кроватей. Только в том углу, где лежал Леонид, было светло, и там толпилось несколько человек. Светлана бросилась туда и коснулась рукой чьей-то потной спины.

— Что случилось? Что с ним? — спросила она, почти теряя от тревоги голос.

— Ничего особого, — ответили ей. — Техуход проводим.

Светлана раздвинула спины парней и чуть не вскрикнула: подбородок Леонида, поднятый вверх, был густо намылен, а Корней Черных, изгибаясь, брил ему левую щеку обыкновенной бритвой.

— Да что вы делаете? — жалобно прошептала Светлана. — Вы же разбудите его!