Мужчины не ее жизни

На протяжении всего романа проходит испытания дружба между двумя героинями. Решения, которые они принимают (одна — сделать аборт, другая — сохранить ребенка), и изменяющийся нравственный климат в обществе — вот что определяет обстановку, в которой существуют две женщины на протяжении действия романа. Хотя Рут сочувственно изображает обеих, ее личный взгляд на аборт (она стояла за свободный выбор) приветствовался феминистками. И хотя «Тот же самый родильный приют» страдал дидактизмом, его восторженно встретила критика и роман был переведен на более чем двадцать языков.

Были у книги и противники. Тот факт, что роман завершается мучительным разрывом долгой дружбы, устраивал не всех феминисток. Тот факт, что женщина, сделавшая аборт, не может забеременеть от своего бывшего любовника, некоторыми феминистками провозглашался данью «противоабортной мифологии», хотя Рут никогда не высказывалась в том смысле, что эта женщина не может забеременеть именно из-за аборта.

«Может быть, она не может забеременеть, потому что ей уже тридцать восемь», — сказала Рут в одном из интервью, хотя и это было опровергнуто несколькими женщинами, заявившими, что говорят от имени всех тех женщин, которым за сорок и которые могут забеременеть.

Этот роман был не из тех, у которых безоблачная судьба. Разведенная женщина в «Том же самом родильном приюте» — та, которая рожает ребенка вскоре после исключения из Экзетера, — предлагает родить еще одного ребенка и отдать его подружке. Она готова стать суррогатной матерью от спермы своего бывшего мужа. Но женщина, которая не может забеременеть, отвергает это предложение; она готова остаться бездетной. В романе мотивация женщины, которая предлагает свои услуги в качестве суррогатной матери, вызывает подозрения, и неудивительно, что несколько первых суррогатных матерей обрушились на книгу за то, что они в ней выставлены в дурном свете.

Рут Коул даже в двадцать шесть не предпринимала особых усилий, чтобы защитить себя от критики.

«Послушайте, это же роман, — говорила она. — Это мои герои, они делают то, что нужно мне».

Подобным же образом отвергала она распространенное мнение о «Том же самом родильном приюте» как о романе «про аборты».

«Это же роман, — не уставала повторять Рут. — Он не может быть о чем-то. Это просто хорошая история. История о том, как выбор, сделанный двумя женщинами, влияет на их последующую жизнь. Ведь выбор, который мы делаем, всегда влияет на нас — разве нет?»

Кроме того, Рут дистанцировалась от немалого числа читательниц особого рода, признав, что никогда не делала абортов. Для некоторых из ее читательниц, которые делали аборты, было оскорбительно, что Рут «выдумала» себе аборт.

«Я, конечно же, ничего не имею против абортов или против тех женщин, которые делают аборты, — сказала Рут. — В моем варианте этого просто не случилось».

Как это было прекрасно известно Рут, аборт «случился» у Ханны Грант еще два раза. Они подали заявления в одни и те же колледжи, выбрав лучшие. Когда Ханна не прошла в большинство из них, они поступили в Мидлбери. Для них обеих было важно (по крайней мере, так они говорили) остаться вместе, даже если для этого нужно было четыре года провести в Вермонте.

Оглядываясь назад, Рут спрашивала себя, почему «остаться вместе» было важно для Ханны, большую часть своего времени проводившей с хоккеистом, у которого был съемный зубной протез; она дважды беременела от него, а когда они разошлись, хоккеист попытался подъехать к Рут. Это подсказало Рут ставшее потом знаменитым замечание Ханне по поводу «правил во взаимоотношениях».

— Каких правил? — спросила Ханна. — Между друзьями не может быть никаких правил.

— Правила между друзьями совершенно необходимы, — сказала подружке Рут. — Например, я не встречаюсь ни с кем, кто когда-либо ухаживал за тобой или кто подъехал сначала к тебе.

— И наоборот? — спросила Ханна.

— Ну… — (Эту манеру Рут переняла от отца.) — Это уж тебе выбирать, — сказала она Ханне, которая никогда не нарушала это правило.

По крайней мере, Рут о таких нарушениях ничего не знала. Что же касается Рут, то она своего собственного правила придерживалась безусловно.

А теперь вот Ханна опаздывала. Наблюдая за монитором, на котором Эдди продирался сквозь свой текст, Рут чувствовала, что с нее не сводит глаз угодливый рабочий сцены. Он был из тех парней, которых Ханна называла «пикантными», она наверняка затеяла бы с ним флирт; Рут флиртовала редко. И потом, это был не ее тип, если только у нее был какой-то тип. (У нее таки был свой тип, и такой, что она несказанно волновалась за себя.)