Мужчины не ее жизни

— Почему вы мне это показываете? — спросил Рут Скотт.

— Они вас возбуждают? — спросила она.

— Меня возбуждаете вы, — сказал он.

— Я думаю, они возбуждают моего отца, — сказала Рут. Это все его натурщицы — он их всех перетрахал.

Скотт быстро листал фотографии, практически не глядя на них; трудно смотреть на такие фотографии, когда ты не один.

— Тут много фотографий, — сказал он.

— Вчера и позавчера мой отец трахал мою лучшую подругу, — сказала ему Рут.

— Ваш отец трахал вашу лучшую подругу… — задумчиво повторил Скотт.

— Нашу семейку какой-нибудь дебильный студент-социолог назвал бы дисфункциональной.

— Я был студентом-социологом, — признался Скотт Сондерс.

— Что вы учили? — спросила его Рут.

Она положила фотографии назад в нижний ящик. Запах покрытия был такой сильный, что ее стало подташнивать. В некотором роде этот запах был даже хуже, чем у кальмаровых чернил. (Впервые Рут обнаружила эти фотографии в нижнем ящике отцовского стола, когда ей было двенадцать лет.)

— Я решил пойти на юридический факультет — вот чему меня научила социология, — сказал рыжеватый блондин.

— А о моих братьях вы слыхали? — спросила Рут. — Они погибли.

— Кажется, что-то такое я слышал, — ответил Скотт. — Это ведь давно случилось?

— Я вам покажу их фотографию — они были симпатичные ребята.

Она повела его по ковровой дорожке лестницы наверх. Босые ноги шагали по ступенькам бесшумно. Крышка пароварки начала подпрыгивать, издавала какой-то звук и сушилка — что-то стукалось или брякало в ее вращающемся барабане.

Рут отвела Скотта в главную спальню с ее незастеленной большой кроватью, мятыми простынями, на которых она, казалось, видела отпечатки тел отца и Ханны.

— Вот они, — сказала Рут Скотту, показывая на фотографию братьев.

Скосившись на фото, Скотт попытался прочесть латинскую надпись над дверями.

— Кажется, социологам не преподавали латынь, — сказала Рут.

— В юриспруденции много латыни, — сказал он ей.

— Мои братья были симпатичные ребята, правда? — спросила у него Рут.

— Да, — согласился Скотт. — Venite, кажется означает «входите»? — спросил он ее.

— Входите сюда, мальчики, и становитесь мужчинами, — перевела для него Рут.

— Ну, мне это не по нутру! — сказал Скотт Сондерс. — Мне больше нравится быть мальчиком.

— Мой отец так и остался мальчиком, — сказала Рут.

— Это спальня вашего отца? — спросил ее Скотт.

— Загляните в верхний ящик в прикроватной тумбочке, — сказала ему Рут. — Не бойтесь — открывайте.

Скотт медлил; может быть, он думал, что там новая пачка поляроидных фотографий.

— Не волнуйтесь. Фотографий там нет, — сказала Рут. Скотт вытащил ящик — там лежало множество презервативов в ярких сверкающих упаковках и тюбик со смазкой.

— Значит… это таки и в самом деле спальня вашего отца, — сказал Скотт, нервно оглядываясь.

— Это ящик, набитый мальчишескими игрушками, если я правильно понимаю, что такое мальчишки, — сказала Рут. (Она впервые обнаружила презервативы и смазку в этом ящике, когда ей было лет девять-десять.)

— А где ваш отец? — спросил у нее Скотт.

— Не знаю, — ответила она.

— Вы его не ждете? — спросил он.

— Я бы сказала, что жду его где-нибудь завтра днем, — сказала Рут.

Скотт Сондерс посмотрел на презервативу в ящике.

— Боже мой, я не надевал презерватива со студенческих времен, — сказал он.

— Но сегодня вам придется надеть, — сказала ему Рут. Она сняла с пояса полотенце и голая села на неприбранную кровать. — Если вы забыли, как это делается, я могу вам напомнить, — добавила она.

Скотт выбрал презерватив в синей упаковке. Он долго целовал ее, а еще дольше делал ей кунилингус, и ей не понадобилась смазка из отцовского ящика. Она кончила через несколько секунд после того, как он вошел в нее, и почувствовала, как кончил он еще мгновение спустя. Почти все это время, и в особенности когда Скотт делал кунилингус, Рут смотрела в открытую дверь отцовской спальни, прислушиваясь, не раздадутся ли шаги отца по лестнице или по коридору. Но слышала она только клацание или постукивание в сушилке. (Крышка пароварки больше не вибрировала — рис был готов.) А когда Скотт вошел в нее и Рут почувствовала, что кончает почти сразу же — все остальное тоже должно было закончиться очень быстро, — она подумала: «Возвращайся же домой, папочка! Поднимись по лестнице, чтобы увидеть меня сейчас!»