Мужчины не ее жизни

Скотт Сондерс уснул, держа левой рукой ее правую грудь. Рут не получала от этого большого удовольствия, а когда Скотт уснул и начал прихрапывать, рука его больше не сжимала ее грудь, а лежала на ней мертвым грузом, как лапа спящей собаки.

Рут попыталась вспомнить остальную часть высказывания Джордж Элиот о браке. Она даже не знала, из какого романа этот пассаж, хотя и отчетливо помнила, как давным-давно переписала его в один из своих дневников.

Теперь, засыпая, Рут вдруг подумала, что Эдди О'Хара, наверно, знает, из какого романа этот пассаж. По крайней мере, у нее теперь есть повод позвонить ему. (Хотя, если бы она позвонила Эдди, он бы не сказал ей, откуда этот пассаж — Эдди не был поклонником Джордж Элиот. Эдди позвонил бы отцу. Мятный О'Хара, даже будучи на пенсии, наверняка знал, из какого романа Джордж Элиот эта цитата.)

— «Поддерживать друг друга во всех трудах…» — прошептала Рут, пытаясь вспомнить текст.

Она не боялась разбудить Скотта — трудно разбудить человека, который так сильно храпит. А стаканы продолжали постукивать друг о друга в посудомоечной машине. Зазвонил телефон. Он в последний раз звонил так давно, что Рут казалось, будто весь мир погрузился в глубокий сон.

«Опираться друг на друга во всех печалях… ухаживать друг за другом во всех болезнях, — вспоминала Рут то, что писала о браке Джордж Элиот, — слиться воедино в безмолвных невыразимых воспоминаниях в момент последнего прощания…»

Это казалось совсем неплохой идеей Рут Коул, заснувшей наконец рядом с незнакомым мужчиной, чье дыхание громыхало, как духовой оркестр.

Телефон прозвонил не меньше десятка раз, прежде чем Рут услышала его. Скотт Сондерс проснулся, только когда Рут ответила на звонок. Она почувствовала, как его лапа ожила на ее груди.

— Алло, — сказала Рут.

Она открыла глаза, но лишь через секунду узнала цифровые часы отца. Еще одна секунда ушла на то, чтобы лапа на ее груди напомнила ей, где она и при каких обстоятельствах и почему она не хотела отвечать на звонки прежде.

— Я так волновался за тебя, — сказал Алан Олбрайт. — Я звонил и звонил.

— Ах, Алан… — сказала Рут. Шел третий час ночи. Сушилка остановилась задолго до посудомойки. Лапа на ее груди снова превратилась в руку и твердо ухватила ее. — Я спала, — сказала Рут.

— Я думал, ты умерла! — сказал Алан.

— Я поругалась с отцом — потому не отвечала на звонки, — объяснила Рут.

Рука ушла с ее груди. Она увидела, как эта же рука потянулась через нее к верхнему ящику прикроватной тумбочки, выбрала презерватив, снова в синей упаковке, потом вытащила из ящика тюбик со смазкой.

— Я пытался позвонить твоей подружке Ханне. Она ведь должна была быть с тобой? — спросил Алан. — Но все нарывался на ее автоответчик. Я даже не знаю, получила ли она мое послание.

— Не надо звонить Ханне — я и с ней разругалась, — сказала ему Рут.

— Значит, ты там одна? — спросил ее Алан.

— Да, одна, — ответила Рут.

Она попыталась лечь на бок, сжав ноги, но Скотт Сондерс был силен, ему удалось поставить ее на колени. Он выдавил достаточно смазки на презерватив, а потому вошел в нее с удивительной легкостью; у нее моментально перехватило дыхание.

— Что? — сказал Алан.

— Я себя ужасно чувствую, — сказала ему Рут. — Позвоню тебе утром.

— Я мог бы приехать за тобой, — сказал Алан.

— Нет! — сказала Рут — и Алану, и Скотту.

Она перенесла свой вес на локти и на лоб, пытаясь лечь на живот, но Скотт с такой силой прижимал ее к себе за бедра, что ей было удобнее остаться на коленях, и она продолжала стукаться макушкой об изголовье кровати. Она хотела пожелать Алану спокойной ночи — но дыхание у нее стало прерывистым, к тому же Скотт так сильно сдвинул ее вперед, что ей было не дотянуться до телефона, чтобы положить трубку.

— Я тебя люблю, — сказал ей Алан. — Извини.

— Нет, это ты меня извини, — сумела проговорить Рут, перед тем как Скотт взял у нее трубку и положил на аппарат.

После этого он ухватил обеими руками ее груди, сжал их так, что ей стало больно, и принялся огуливать ее сзади, как собаку, — точно так же Эдди О'Хара когда-то охаживал ее мать.

К счастью, Рут не помнила подробностей эпизода с ничего не прикрывающим абажуром, но ее воспоминаний хватало на то, чтобы не хотеть когда-либо самой оказаться в такой позе. Но вот она оказалась. Ей пришлось со всей силой подать Скотта назад, чтобы не стукаться макушкой об изголовье кровати.