V.

— Как тебе это нравится? — сказал Профейн изучая первую страницу. "Полиция рассчитывает схватить преступников с минуты на минуту". "Дерзкое ночное ограбление".

— Паола, — позвал Стенсил из-за его спины. Профейн отшатнулся. Паола с открывашкой в руке обернулась и посмотрела мимо левого уха Профейна на блестевший в руках у Стенсила предмет. Она стояла молча с застывшим взглядом.

— Теперь нас трое.

Наконец она снова перевела взгляд на Профейна:

— Ты едешь на Мальту, Бен?

— Нет, — но без решительности в голосе.

— Зачем? — сказал он. — Там нет ничего особенного. На Средиземке куда ни зайдешь — везде сплошная Кишка.

— Бенни, если полиция…

— Какое им до меня дело? Зубы-то у Стенсила. — Он ужаснулся. Только сейчас до него дошло, что он нарушил закон.

— Стенсил, приятель, что ты скажешь, если один из нас вернется туда с зубной болью, чтобы выяснить… — Он не договорил. Стенсил молчал.

— Неужели весь этот геморрой с веревкой понадобился, чтобы я поехал с вами? Что во мне такого особенного?

Никто не проронил ни слова. Паола выглядела так, будто вот-вот выйдет из себя, разрыдается и, быть может, упадет в объятия Профейна.

Внезапно с лестницы послышался шум. В дверь постучали.

— Полиция, — раздался голос.

Стенсил, запихивая зубы в карман, бросился к пожарной лестнице.

— Вот черт! — сказал Профейн. Когда Паола наконец открыла дверь, Стенсила уже и след простыл. Поддерживая рукой насквозь мокрого Руни Винсома, там стоял тот самый Тен Эйк, который прервал оргию у Мафии.

— Здесь проживает Рэйчел Аулглас? — Он объяснил, что пьяный Руни с расcтегнутой ширинкой и косой рожей пугал малышей и оскорблял добропорядочных граждан на ступенях собора святого Патрика. — Он хотел только сюда, — Тен Эйк почти умолял, — он не пойдет домой. Вчера вечером его выпустили из Белльвью.

— Рэйчел скоро придет, — мрачно сказала Паола. — Пусть пока полежит.

— Я возьмусь за ноги, — сказал Профейн. Они оттащили его в комнату Рэйчел и бросили на кровать.

— Спасибо, офицер, — Профейн, спокойный как международный медвежатник из старых фильмов, пожалел, что у него нет усов.

Тен Эйк ушел с каменной миной на лице.

— Бенито, все просто ужасно. Чем скорее я буду дома…

— Счастливого пути.

— Почему ты не хочешь ехать?

— Между нами ничего нет?

— Нет.

— Никаких неуплаченных долгов или старой любви, которая может разгореться вновь?

Она покачала головой, на этот раз слезы были настоящими.

— Тогда в чем же дело?

— Мы же вместе ушли из квартиры Тефлона в Норфолке.

— Нет, нет.

— Бедный Бен. — Они называли его бедным. Но, щадя его чувства, никогда не объясняли почему, превращая это слово в ласковый эпитет.

— Тебе всего восемнадцать, — сказал он, — а ты уже потеряла голову. Когда тебе будет столько же, сколько мне, ты поймешь… — Она не дала ему договорить, бросившись на него, как набрасываются на боксерскую грушу, не давая уйти, увлажняя замшевую куртку накопившимися за долгое время слезами. Он оттолкнул ее, озадаченный.

И надо же было так случится, что именно в этот момент вошла Рэйчел. Она была из тех, кто быстро приходит в себя, и первое, что она сказала:

— Ого! Так вот что происходит за моей спиной! Пока я, Профейн, в церкви молюсь за тебя. За детей.

У него хватило здравого смысла, чтобы выйти следом за ней.

— Поверь, все было совершенно невинно. — Рэйчел пожала плечами, намекая, что на этих двух репликах первое действие окончено, на размышление у нее было несколько секунд. — Ты ведь была не в соборе святого Патрика? А туда стоило зайти. — Он указал большим пальцем в сторону того, что храпело сейчас в соседней комнате. — Полюбуйся!

Понятно, с кем провела Рэйчел оставшуюся часть дня и ночь. Придерживая его голову, подтыкая одеяло, прикасаясь к щетине и грязи на лице, наблюдая, как он спит и как постепенно разглаживаются хмурые складки.

Через некоторое время Профейн пошел в «Ложку». Там он объявил Команде, что собирается на Мальту. Разумеется, устроили отвальную. Под конец у Профейна появились две поклонницы, атаковавшие его с горящими от любви глазами. Команда походила на узников, которые радуются за своего товарища, вновь оказавшегося на свободе.

Впереди Профейну не светило ничего, кроме Кишки, хотя, по сравнению с Большой Восточной, Кишка даже в чем-то выигрывала.