Зимняя сказка

– Кто такой Джексон Мид?

– Повторяю, за право доступа к вашингтонскому компьютеру вам придется заплатить миллион долларов.

– Послушайте, мне уже начинает надоедать ваша назойливость!

Оператор подошел к терминалу и, набрав заданную последовательность кодов и команд, напечатал вопрос: «Кто такой Джексон Мид?»

В тот же миг на красноватом рубидиевом экране зажглась надпись: «Не знаю».

– Что значит «не знаю»? – вскричал Крейг Бинки. – Дайте-ка я поговорю с ним сам!

– Для этого нам придется подключить голосовую связь.

– Мне нужно с ним переговорить!

– Я бы вам этого не рекомендовал.

– Я хочу пообщаться с этим сукиным сыном!

– Хорошо. Вы можете сделать это прямо сейчас.

– Послушай, ты! Я отвалил за свой вопрос целый миллион долларов, а ты отвечаешь мне «не знаю»?

– Ну и что из того?

– Мне говорили, что ты знаешь все!

– Так оно и есть.

– Ты ошибаешься. Похоже, мне придется отправиться в Вашингтон и отключить тебя от питания.

– Ты что, вздумал мне угрожать?

– Да, вздумал! – завизжал Крейг Бинки, потрясая кулаками. – Уж больно много ты о себе возомнил!

На экране появилась надпись: «Иди ты!»

– Только попробуй выписать счет! – закричал Крейг Бинки и выбежал из машинного зала.

Компьютер затребовал номера всех финансовых документов по основным капиталовложениям Крейга Бинки, и, не успел еще тот выйти за дверь, как официальный запрос был заполнен, судебное решение вынесено, счета заморожены, страховые взносы уплачены, штрафные санкции применены, а сводки отчета разосланы в редакции всех ведущих газет, за исключением «Гоуст».

– Проклятый всезнайка! – сказал Крейг Бинки, усаживаясь в машину вместе с Алерту и Скруту.

Джексон Мид по-прежнему оставался для него полнейшей загадкой. Он не знал даже того, что было ведомо Абисмилле.

Абисмилле? Совершенно верно. Абисмилле.

Абисмилла отличался от всех прочих Божьих творений полным отсутствием любых сколько-нибудь привлекательных черт. Чем старше он становился, тем отчетливее проявлялась в нем эта странная особенность. Хотя болотные жители и терпели его (единственным высланным ими человеком стал Питер Лейк, который, впрочем, никогда и не принадлежал к их числу), они втайне надеялись на то, что рано или поздно он умрет (причиной его гибели мог стать налет индейцев, тухлый моллюск или, скажем, шторм).

В детстве он до смерти перепугал родную мать. Поскольку ни одна из женщин, живших на болоте, не пожелала кормить его грудью, его молочной матерью стала слепая коза. Он так и не выучился говорить и мог издавать лишь нечленораздельные звуки, рычать и рыгать, однако, подобно перебравшему лишку сенатору, он мог издавать эти звуки часами. Когда другие печалились, Абисмилла ликовал, когда другие радовались, Абисмилла тосковал и лил горькие слезы. Один его глаз смотрел куда-то в сторону, второй – куда-то вверх. Для того чтобы получше рассмотреть какой-нибудь предмет, ему приходилось крутить своей нестриженой и нечесаной головой. Он сбивал с ног не только стариков и детей, но и взрослых крепких мужчин и проливал наземь большую часть содержимого своей миски.

Если прочие болотные жители мылись достаточно редко, то Абисмилла не мылся вообще, отчего тело его было постоянно покрыто зловонными незаживающими язвами.

Всем казалось, что подобная жизнь быстро сведет его в могилу, однако Абисмилла в отличие от своих куда более развитых и здоровых соплеменников и не думал умирать. Он очень любил бабочек и считал себя чем-то вроде гусеницы, которая вот-вот должна была сбросить с себя безобразное обличье и превратиться в любимое всеми яркое и грациозное создание. Год проходил за годом, а он оставался все той же страшной гусеницей. Тем не менее уверенность в неизбежности чудесного преображения крепла в его душе год от года и давала ему силы жить. Все его соплеменники давно умерли, а он все жил и жил в ожидании своего часа.

За прошедшие десятилетия болото изменилось до неузнаваемости. Периоды упадка, процветания и войны, которые принято именовать историей, привели к бурному развитию гавани и к постепенной деградации болота, от которого в конечном итоге зависела жизнь его обитателей. В годы экономического бума оно стало застраиваться заводами и портовыми сооружениями, отчего почва его тут же лишилась своего былого плодородия, обратившись в подобие асфальта или камня. В периоды депрессии власти пригоняли сюда тысячи рабочих, которые занимались расчисткой и засыпкой последних проток и заводей. Во время войны на некогда зыбучих берегах стали вырастать верфи, грузовые терминалы и вещевые склады. Сердце болота пронзили стрелы отходивших от Пуласки-Скайвей автострад, а сотни самолетов-амфибий и геликоптеров лишили болото былого покоя. Ставшие ядовитыми воды подернулись радужной пленкой. Полсотни нефтеперегонных и химических заводов наполнили воздух миазмами, обратившими дыхание в непрестанный подвиг. Даже облачная стена предпочитала держаться теперь на приличном расстоянии от берега.