Лунный парк

На самом деле, сообщил мне писатель, Сэм ошибся. Тот вышел из комнаты Робби, ведь именно Робби, оказывается, и есть фокус потустороннего внимания.

А не ты, Брет.

А ты еще не понял?

Не все вертится вокруг тебя, пусть даже ты хотел бы так думать.

– Я его тоже вижу, – послышался голос Дейла.

– Где он сейчас находится? – спросил Миллер.

…таким, какими были мы…

– Он направляется к лестнице… собирается спуститься…

Внезапно их возбужденные крики сменились звуками, похожими на придушенные вопли ужаса.

– Святые небеса, – крикнул один из них, – что это за херня?

– Боб! – Это, похоже, был Сэм. – Боб, он спускается по лестнице.

Песня оборвалась на полуслове.

Мы с Миллером стояли перед лестницей, что вела сверху к фойе и прилегающей гостиной.

Послышались щелчки. (Я не стану доказывать истинность описываемых мною событий. Не хочу даже пытаться заставить вас в это поверить. Вы можете либо поверить мне, либо отвернуться. То же касается и некоторых событий, о которых речь дальше.) Я стал свидетелем этой сцены по одной только причине – все произошло очень быстро, и не отвернулся я в ту же секунду только потому, что он казался ненастоящим, как киношный реквизит – наряд, чтоб детишек пугать.

Гостиную легко можно было представить себе экраном, а дом – кинотеатром.

Он спускался, пошатываясь, по лестнице, замирая на каждой ступеньке.

Высокая человекообразная фигура, и хотя это был скелет, глаза у него имелись.

На черепе быстро высветилось лицо моего отца.

И сразу сменилось другим лицом.

Клейтона.

Я окаменел.

Мое тяжелое дыхание заглушали ЭМПы и камеры.

Скелет уже достиг последней ступеньки.

Он стоял и щелкал зубами.

В черепе светились глазные яблоки.

Вдруг он направился к нам.

Мы с Миллером тут же отпрянули, и скелет тогда остановился.

Он стал поднимать руки, конечности его растягивались.

Руки удлинились настолько, что костяшки пальцев уже царапали потолок.

Я завыл.

Чего мы ждем? Я не понимал, чего мы от него ждем.

Снова промелькнуло лицо отца, а потом Клейтона.

Лица мелькали, сменяя друг друга на поверхности черепа, и схожесть двух мужчин уже не вызывала сомнения.

Лицо отца сменяло лицо сына.

Он все щелкал зубами, как будто жевал что-то невидимое.

Двигаясь к нам, он царапал пальцами потолок.

Когда он стал опускать руки, и я, и Миллер кое-что заметили.

Он держал скальпель.

Когда он ринулся на нас, я напряг все мышцы, в глаза как будто спички вставили.

– Я слышу тебя, – прошептал я. – Я тебя слышу.

И тут свет в доме на мгновение вспыхнул.

Скелет замер, склонил голову и вдруг осыпался прахом, закружившимся воронкой.

Сэм и Дейл наблюдали за этим с верхней площадки.

Когда вспыхнул свет, они ринулись к нам.

– Вы выключили пробки? – спросил Миллер.

– Да, да.

Миллер вдохнул:

– Да здесь аж два духа работают…

Как только Миллер это сказал, дверь моего кабинета – находившегося в поле нашего зрения – слетела с петель с такой силой, что просвистела через всю комнату и пробила стену. (Я этого не видел, потому что вытаращился на распыленный по генератору прах. Потом, уже в самолете, все это живописал мне писатель.) Потолок над нами внезапно хрустнул и разошелся зубчатой трещиной, осыпав нас штукатуркой. (Я не помню этого, но писатель утверждает, что я это видел. У тебя челюсть отвисла, сказал писатель.) Краска на стенах пошла волнами и, загибаясь, стала облезать.

Мы не знали, куда глядеть.

Я смотрел все это, как сон. Под краской обнаружились обои в зеленую полоску, которыми была оклеена гостиная в доме в Шерман-Оукс.

Я опять прошептал: «Я слышу тебя», и дом снова погрузился во тьму.

Снаружи я в оцепенении стоял на лужайке.

Снаружи Дейл и Сэм возбужденно мерили шагами тротуар, пересказывая остальным сотрудникам Миллера случившееся по своим мобильным.

Снаружи Миллер пытался разъяснить мне ситуацию.

Дело было в призраке, который хотел что-то мне сообщить.

Дело было в демоне, который не хотел, чтоб эта информация до меня дошла.

Получалось, что в одном доме две силы противостоят друг другу.

Выходило все довольно просто. Тем не менее, что для Миллера было «просто», в моей жизни никак не укладывалось.

Но я уже не верил в свою жизнь, поэтому вынужден был принять это как норму.

Снаружи на лужайке Миллер курил сигарету за сигаретой.