Пандора

Я быстро погружалась в бредовое состояние и лишалась способности рассуждать. Я бормотала о посвящении, рассказывала жрице все детали, какие могла, ибо эти вещи хранились в строжайшей тайне, но я все-таки подтвердила ей, что прошла ритуальное перерождение.

Накопившаяся слабость хлынула из меня потоком.

Потом я повинилась ей. Я призналась, что давно уже перестала почитать культ Изиды, что в последние годы я только ходила на публичные шествия к морю, когда на берег выносили Изиду, богиню Навигации, – благословлять корабли. Я не вела жизнь верующей.

Я ничего не сделала, когда распяли жрецов Изиды, я только обсуждала это за спиной императора. Несмотря на солидарность с римлянами, считавшими Тиберия чудовищем, мы не выступили в защиту Изиды. Отец велел мне молчать. Я и молчала. Он же велел мне жить.

Я перевернулась, соскользнула с кушетки и легла на выложенный плитами пол. Не знаю зачем. Я прижалась щекой к холодной плите. Мне нравилось чувствовать на лице прохладу. Я была как безумная, но контроля над собой не теряла. Я лежала с открытыми глазами.

Я знала только одно. Мне хотелось выбраться из этого храма. Мне здесь не нравилось. Да, это была очень плохая мысль.

Внезапно я возненавидела себя за то, что раскрыла этой женщине, кем бы она ни была, свои слабые стороны; меня манила атмосфера кровавых снов.

Я открыла глаза. Надо мной склонилась жрица. Я увидела плачущую царицу из кошмаров. Я отвернулась и закрыла глаза.

«Успокойтесь, – произнесла она ровным голосом. – Вы не сделали ничего плохого».

Казалось невероятным, что такой голос исходит от этого накрашенного лица и тела, но голос был настоящим.

«Во-первых, – сказала жрица, – вы должны понять, что Мать Изида прощает все. Она – Мать милосердия. – Потом она добавила: – Судя по вашим описаниям, вы прошли более полное посвящение, чем большинство местных верующих. За короткое время вы совершили длинный путь. Вы купались в священной крови быка. Вы, должно быть, испили зелье. Вы видели сон и переродились».

«Да, – ответила я, пытаясь восстановить в памяти былой экстаз, бесценный дар веры во что-то. – Да, я видела звезды, огромные поля цветов, такие поля…»

Нет, ничего хорошего из этого не выйдет. Я боялась этой женщины и хотела выбраться отсюда. Лучше пойти домой, исповедаться Флавию, и пусть он позволит мне выплакаться у него на плече.

«Я по природе не благочестива, – призналась я. – Я была молода. Я любила свободных женщин, ходивших в храм, женщин, спавших с кем им хотелось, римских шлюх, владелиц домов наслаждений; мне нравились женщины с собственным мнением, следившие за событиями в Империи».

«Здесь вы тоже можете наслаждаться подобным обществом, – и глазом не моргнув, отозвалась жрица. – И не бойтесь, что ваши старые связи в храме привели к вашему падению. У нас достаточно новостей, подтверждающих, что Тиберий, уничтожая храм, не преследовал высокородных. Страдают всегда бедняки: уличные шлюхи и простые ткачихи, парикмахеры, кирпичники. Во имя Изиды благородных не преследовали. Вам это известно. Некоторые женщины бежали в Александрию, потому что не хотели отказываться от культа, но опасность им не грозила».

Надвигались сны.

«О Матерь Божия!» – прошептала я.

Жрица продолжала:

«Вы, как и Мать Изида, стали жертвой трагедии. И вы, как и Мать Изида, должны набраться сил и жить одна, как Изида после убийства своего мужа Озириса. Кто помог ей, когда она искала тело Озириса по всему Египту? Она была одна. Она величайшая из богинь. Восстановив тело своего мужа, она не могла найти его орган оплодотворения, чтобы забеременеть, поэтому она извлекла семя из его духа. Таким образом родился бог Гор, сын женщины и бога. Изида собственным могуществом извлекла из мертвеца дух. И Изида хитростью заставила бога Ра открыть свое имя».

Знакомая старая история. Я отвела глаза. Я не могла видеть ее раскрашенное лицо! Она, конечно, почувствовала мою неприязнь. Я не должна ее обижать. Она желает мне добра. Не ее вина, что она кажется мне чудовищем. О боги, зачем я вообще сюда пришла?

Я ошеломленно лежала и не двигалась. Через три двери в комнату проникал золотистый свет – двери, прорезанные в египетском стиле, шире у основания, чем наверху, – и этот свет позволил моему зрению утратить четкость. Я сама попросила об этом свет.

Я почувствовала прикосновение руки жрицы. Шелковистое тепло. Какая она милая, какое приятное прикосновение.

«А вы во все это верите?» – вдруг прошептала я.