Дэниел Мартин

— И он не всё понял?

— Наоборот. Всё до точки. Единственное, чего он не понял, — это что я только что изменила ему с другим. Мысленно.

Дэн усмехнулся, не поднимая глаз:

— Но ты ведь так это не сформулировала.

— Но это подразумевалось. Раз способна на ересь, то и на адюльтер. Особенно в тот момент, когда за этическую необузданность он вынес приговор моему жалкому женскому умишку.

— Брось. Энтони вовсе не такой.

— Разумеется. Он был такой забавный. Никак не мог поверить, что я это всерьёз. — Она принялась водить пальцем по узору потёртого турецкого ковра рядом с ковриком, на котором сидела. — Его беда в том, что он может быть только тем, что он есть, только самим собой. А ты и я — мы можем быть другими.

— Ну вот, теперь ты отказываешь ему в воображении. Это несправедливо.

— В воображении я ему не отказываю. А вот в способности действовать соответственно… Он никогда не сумел бы написать пьесу. Или роман. Ничего, что потребовало бы от него стать другим. Никогда в жизни, проживи он хоть тыщу лет. — Она замолчала. Потом заговорила снова, сменив тему: — Никак не пойму, нравится он Нэлл или нет.

И снова он почувствовал, что шокирован.

— Конечно, нравится. Ты и сама это знаешь.

— Она что, не понимает, что он неодобрительно к ней относится?

Тут Дэн бросил на неё быстрый взгляд: она по-прежнему разглядывала узор на ковре.

— Это и для меня новость, Джейн.

Ложь: это неодобрение не только давно ощущалось, оно пугало. Сегодняшний день вдруг въяве обнаружил неожиданные грани, тайные трещины, время, обращённое вспять: воистину странные геометрические построения. Казалось, в Джейн говорит чуть ли не озлобленность, стремление снять шоры с его глаз и в то же время — душевная обнажённость, позволившая ему увидеть все эти глубоко запрятанные чувства.

— Он очень старается скрыть своё неодобрение. Даже от меня.

— Да что он может против неё иметь, Бог ты мой?!

— Думаю, он догадывается, что вы спите вместе. Опасается, что и во мне есть то же, что так пугает его в Нэлл. Он, видимо, принимает за чистую монету её стремление казаться этакой пустенькой сексапилочкой.

— Но это же маска. По крайней мере наполовину.

— Я знаю.

— И я тоже заслуживаю осуждения?

— Да нет. Тебя он принимает таким, как есть. Ты — дитя природы. Так он сам себе доказывает, что он не ханжа. — Она искоса взглянула на Дэна: — Тебя всё это шокирует?

— Мне кажется, во всём этом он какой-то ненастоящий.

— Но он по-настоящему любит вас обоих.

— Благодарю покорно.

— И он старается понять.

— Но он же не может искренне испытывать и то и другое чувство. Как это возможно: при нас делать вид, что ему нравится Нэлл, а за спиной жалеть, что я очутился в когтях Вавилонской блудницы?

— Просто он боится за тебя.

Он пристально смотрел на Джейн, но её глаза были устремлены в огонь. Он почувствовал, что опять не успевает за ходом её мысли.

— Ты об этом хотела мне сказать там, на реке? Когда спросила, собираемся ли мы с Нэлл пожениться?

— Это ты о чём?

— Вы с Энтони оба пришли к чёткому выводу, что нам не следует этого делать?

— По этому поводу я ни к какому чёткому выводу не пришла.

Он помолчал, потом чуть слышно сердито хмыкнул:

— А я-то думал, что мы во всяком случае заслужили вполне квалифицированное одобрение — с твоей стороны. — Он опять помолчал. Потом спросил: — Почему же тогда ты сказала, что Нэлл повезло?

— Потому что я так считаю. — И добавила очень медленно: — И я не могла прийти ни к какому чёткому выводу, потому что не могу судить об этом объективно.

Он снова постарался заставить её поднять на него взгляд.

— Почему не можешь?

— Потому.

— Это не ответ.

Она очень тихо ответила:

— Потому что я ревную.

— Из-за того, что для неё постель не проблема?

— Это была бы просто зависть. А я ревную.

Потребовалось время — минута или даже две, чтобы до него дошло. Но то, как упорно она разглядывала ковёр… Он опустил глаза и принялся разглядывать собственные, вытянутые прочь от огня ноги: он сидел опершись о стену рядом с камином и теперь чувствовал себя как человек, которого с завязанными глазами подвели к краю пропасти. В наступившей тишине Джейн пробормотала:

— «Fais ce que voudras».

— Всё как-то очень сильно усложняется.

— Может быть, наоборот, упрощается? Давно пора.

— Но я думал, вы с Энтони…

Она отвернулась и теперь опиралась на другой локоть. Он смотрел ей в спину.