Дэниел Мартин

— И что же?

— Был довольно мил. Очень интересовался искусством. Театром. Какой-то босс в торговом банке. Только что развёлся. Всё мне в подробностях рассказал. Вёл себя в высшей степени по-дурацки. Предполагается, что мы пообедаем вместе.

— Молодой?

— Чуть за тридцать.

— Он тебе понравился?

— Довольно симпатичный. Забавный. В Нью-Йорке был по делам. Рассказывал мне про то, как ему вызвали по телефону девицу, очень дорогую, высший класс. Как они провели всю ночь, просто разговаривая. До постели дело так и не дошло. А она сказала, так очень часто случается.

— А зачем ты мне про это рассказываешь?

— Потому что я не пойду с ним обедать.

— А почему у них не дошло дело до постели?

— Он подумал, что это может быть сговор с целью шантажа. И нечего менять тему разговора.

— Тогда опиши мне симптомы.

В бар явилась группа молодёжи — трое мужчин, две девушки; при виде Дженни одна из них округлила глаза и открыла рот; Дженни приветственно подняла руку. Девушка сделала вид, что набирает номер телефона, Дженни кивнула в ответ; потом объяснила Дэну, что они вместе работали в репертуарной труппе, в Бирмингеме. Дженни внимательно наблюдала, как молодёжь прошла к столику в противоположном конце бара; потом продолжала, не сводя глаз с этих людей:

— В самолёте мне всё время хотелось, чтобы ты был рядом. Чтобы сказал, что мне делать. Расспросил, что я чувствую.

— Значит, я и был с тобой рядом.

— Это звучит как одна из реплик в твоих сценариях. Всё должно быть так, как должно быть. Не так, как есть на самом деле. — Тут она задала ему совсем наивный вопрос, но именно такую наивность он в ней и любил: — А она-то видит это в тебе?

Дэн заметил два-три взгляда, исподтишка брошенных в их сторону от столика молодёжной группы — на Дженни, разумеется: успех! — и подумал, интересно, их не удивляет, что она так всерьёз обсуждает что-то, опустив голову к самому столу?

— Ты же знаешь меня в геологическом разрезе, Дженни. А она — в историческом. В результате получается одно и то же.

— А она не возражает, что ты со мной встречаешься?

— Нисколько. Она ведь и сама была очень неплохой актрисой в студенческие годы, когда мы в Оксфорде учились. У тебя с ней гораздо больше общего, чем ты можешь себе представить.

— Кроме тебя.

Это было сказано так мрачно, что Дэну оставалось только улыбнуться… и подумать, что же ещё не было у них общим; а кроме того — насколько легче был бы диалог с Дженни, если бы он его сочинил. Он прятал так много совсем недавних воспоминаний о Джейн, прятал уверенность, разрушавшую крохотную надежду, которая, как он знал, всё ещё втайне теплилась в душе этой девочки, что сидела сейчас рядом с ним; он знал, что вовсе не эта надежда заставила её искать встречи с ним, она возродилась — против её первоначального намерения — как только они встретились. Что в гораздо большей степени говорило о её характере, чем льстило его самолюбию.

— Полагаю, ты ей всё обо мне рассказал?

— Всё о том, почему я никогда не был тебя достоин.

— Мечтаю, чтобы ты написал сценарий о женщине, которая в гневе убивает мужчину из-за его фальшивой порядочности. Я вполне сейчас способна на это.

— Не ты. Актриса, в тебе живущая.

— Вряд ли ты когда-нибудь видел во мне кого-то другого.

— Меня бы здесь сейчас не было, если бы не видел.

— Ты будто хочешь, чтобы я стала безжалостной тщеславной сучонкой, для которой главное — успех.

Дэн помолчал. Потом заговорил снова:

— Как ты думаешь, почему друзья твоей подружки за тем столиком всё время исподтишка поглядывают на нас? — Она не ответила. — Этим молодым людям нравится, как ты смотришься, Дженни. Но ещё больше — то, какой ты становишься. Ты обречена стать чем-то вроде богини. Даже теперь. Неприкасаемой весталкой-девственницей. Какой мечтает быть каждая молодая женщина. Какую мечтает заполучить каждый мужчина. И не важно, что они знают, что ты не девственница. Очень скоро в воображении публики ты станешь особой священной и неприкосновенной. Ты прекрасно знаешь, какова альтернатива. Либо ты поворачиваешься ко всему этому спиной, отказываешься играть роль иконы. Либо принимаешь правила игры и расплачиваешься за последствия.

— Я звоню по телефону в свой последний час, а он стал слишком важной шишкой и не отвечает.

— Мы живём в иной культуре. Ты никогда не станешь Монро. И судьба уже сравняла этот счёт⁴⁴⁶. — Дженни ничего не ответила. — Нельзя иметь и то и другое. Я знаю. Я слишком долго прожил в мире кино.

---

446 Имеется в виду история самоубийства знаменитой американской киноактрисы Мэрилин Монро (1926–1962).