Он сказал: Всего не почувствовал
Я не знала, пытается ли он сказать, что ничего не почувствовал.
Он спросил: А мамочка где?
Я не знала, моя или его.
Я попробовала приподнять над ним потолок.
Он сказал: Можешь найти мои очки?
Я сказала, попробую. Но все было завалено.
Раньше я никогда не видела, чтобы отец плакал.
Он сказал: В очках я бы тебе помог.
Я сказала: Я постараюсь тебя высвободить.
Он сказал: Найди мои очки.
Снаружи кричали, чтобы все выходили. Остатки потолка могли вот-вот рухнуть.
Я хотела быть с ним.
Но знала, что он хочет, чтобы я ушла.
Я сказала: Папочка, мне придется уйти.
Тогда он что-то сказал.
Это были его последние слова.
Я их не помню.
В моем сне слезы катились по его щекам вверх и растворялись в глазах.
Я встала с дивана и уложила в чемодан печатную машинку и бумагу, сколько вошло.
Я написала записку и прилепила ее скотчем к окну. Я не знала, кому ее оставляю.
Я обошла все комнаты, погасила всюду свет. Проверила, не текут ли краны. Отключила отопление и выдернула все шнуры из розеток. Закрыла окна.
Уже из такси я увидела свою записку. Я не смогла ее прочесть — у меня глаза паршивят.
В моем сне художники вымешали из зеленого желтое и синее.
Из коричневого — радугу.
Дети выбелили книжки-раскраски цветными карандашами, а матери, потерявшие детей, расштопали свои траурные одежды ножницами.
Я думаю обо всем, что сделала, Оскар. И обо всем, чего не сделала. Ошибки, которые я совершила, для меня мертвы. Но несовершенного не исправишь.
Он был в международном терминале. Сидел за столом, руки на коленях.
Я все утро на него смотрела.
Когда он спрашивал у кого-нибудь время, ему показывали на часы на стене.
Я научилась за ним подсматривать. Это было моим главным занятием. Из окна моей спальни. Из-за деревьев. Через кухонный стол.
Я хотела быть с ним.
С кем-нибудь.
Не знаю, любила ли я твоего дедушку.
Я любила не быть одна.
Я подошла совсем близко.
Хотела стать воплем у него в ушах.
Я дотронулась до его плеча.
Он склонил голову.
Как ты мог?
Он прятал от меня глаза. Ненавижу молчание.
Скажи что-нибудь.
Он достал ручку из нагрудного кармана рубашки и взял салфетку из стопки на столе.
Он написал: Тебе было лучше, когда меня не было.
Как ты мог такое подумать?
Мы лжем сами себе и друг другу.
В чем мы лжем? Ну, и пусть лжем.
Я дрянной человек.
Ну и пусть. Мне все равно, какой ты.
Не могу.
Что тебя гложет?
Он взял новую салфетку из стопки.
Он написал: Ты меня гложешь.
И тут уже я промолчала.
Он написал: Не даешь забыть.
Я положила руки на стол и сказала: У тебя есть я.
Он взял новую салфетку и написал: Анна была беременна.
Я сказала: Я знаю. Она мне сказала.
Знаешь?
Я не думала, что ты знал. Она сказала мне по секрету. Я рада, что ты знаешь.
Он написал: Я жалею, что знаю.
Лучше потерять, чем никогда не иметь.
Я потерял, никогда не имея.
Ты все имел.
Когда она тебе сказала?
Мы лежали в постели.
Он указал на «Когда».
Перед самым концом.
Что она сказала?
Она сказала: Я жду ребенка.
Ее это радовало?
Радовало до небес.
Почему ты мне ничего не сказала?
А ты?
В моем сне люди извинялись за предстоящие ссоры, и свечи зажигались от вдохов.
Я встречался с Оскаром, — написал он.
Я знаю.
Знаешь?
Конечно, знаю.
Он отлистнул на «Почему ты мне ничего не сказала?»
А ты?
Алфавит шел так: я, ю, э, ь….
Часы шли так: так-тик, так-тик…
Он написал: Этой ночью я был с ним. Я был там. Я закопал письма.
Какие письма?
Письма, которые не смог отправить.
Где ты их закопал?
В земле. Я был там. Я и ключ закопал.
Какой ключ?
От твоей квартиры.
От нашей квартиры.
Он положил руки на стол.
Влюбленные помогли друг другу надеть трусы, застегнули друг на друге рубашки, и одевались, одевались, одевались.
Я сказала: Не молчи.
Когда я в последний раз видел Анну.
Дальше.
Когда мы.
Дальше!
Он положил руки себе на колени.
Я хотела его ударить.
Хотела его прижать.
Хотела стать воплем у него в ушах.
Я спросила: Что же теперь?
Не знаю.