Тихая гавань

– Мам, что с тобой? – В глазах девочки мелькнул страх. – Что случилось? – Пип перепугалась до смерти: мать выглядела совершенно больной – во всяком случае, Пип никогда до сих пор еще не видела у нее такого мертвенно-бледного лица.

– Ничего, – прохрипела Офелия, прополоскав рот. Слава Богу, рвало ее недолго, в основном желчью, да и неудивительно, ведь она почти ничего не ела – так, крохотный кусочек индейки, и все. Но ощущение было такое, словно вместе с содержимым желудка она извергла все, что составляло добрую половину ее самой, – сердце, душу и даже память о своем замужестве.

– Может быть, хочешь прилечь? – участливо предложила Пип.

Для них обеих день оказался тяжелый, особенно для матери – Пип достаточно было только взглянуть на Офелию, чтобы убедиться в этом. Она выглядела так, словно вот-вот умрет.

– Потерпи минутку. Сейчас пройдет, и все будет хорошо. Еще одна ложь, устало подумала Офелия про себя. Как теперь может быть хорошо, когда ей все известно? А что, если бы Тед не погиб? Если бы он ушел от нее? Да еще забрал бы с собой и Чеда? Это убило бы ее. И Чеда тоже, сколько бы они ни пытались отрицать очевидное. Но теперь Тед мертв. Они оба мертвы, и уже ничего не изменишь. И она вместе с ними… Тед убил ее Так же верно, как если бы выстрелил ей в сердце. Письмо словно проложило невидимую границу между прошлым и будущим, разом превратив в фарс все, чем прежде дорожила Офелия, – брак, любовь, дружбу с Андреа. Офелия была раздавлена. Она просто не в состоянии понять, как они могли так поступить с ней! А Андреа? Какой же холодной, циничной стервой нужно быть, чтобы предать лучшую подругу?!

– Мамочка, ну ляг, полежи, прошу тебя… – Пип чуть не плакала. Офелия вздрогнула – дочь не называла ее «мамочкой» уже много лет. Но она так испугалась, увидев зеленовато-бледное лицо матери, что это слово само сорвалось у нее с языка.

– Мне нужно выйти… на минутку.

Офелия обернулась и бросила взгляд на дочь. И Пип перепугалась окончательно. Еще минуту назад она боялась, что мать снова превратится в робота. Но то, что она увидела, оказалось куда страшнее. Перед ней предстало лицо вампира, каким его принято изображать в фильмах ужасов, – белое-белое и застывшее, словно ледяная маска. Покрасневшие от слез, обведенные темными кругами глаза горели лихорадочным блеском. Пип отшатнулась – это не ее мать! Нет, только не она! Больше всего ей хотелось бы, чтобы это жуткое существо исчезло навсегда и никогда больше не возвращалось.

– Побудь немного здесь, хорошо?

– Куда ты? Может, мне лучше пойти с тобой? – Теперь Пип уже тоже дрожала всем телом.

– Нет! – отрезала Офелия. – Я скоро вернусь. Только запри за мной дверь. И не отпускай от себя Мусса, хорошо?

Она говорила почти так же, как прежняя Офелия, только лицо у нее оставалось чужим и страшным. Впрочем, она уже и не была ею – эта новая Офелия вдруг почувствовала в себе холодную решимость, которой она никогда прежде не обладала. В эту минуту она понимала тех несчастных, совершивших убийство в порыве страсти. Нет, она не собиралась убивать Андреа. Она просто хотела посмотреть ей в глаза, увидеть ее еще раз – женщину, разрушившую ее семью, надругавшуюся над ее любовью, испоганившую ее воспоминания о муже. Теперь Офелия не могла позволить себе даже такую роскошь, как возненавидеть его. И вдруг все разом перевернулось в ее душе – вся боль и ужас, в которых она жила последний год, снова вернулись к ней, но только теперь это была вина Андреа! Офелия скорчилась от нестерпимой муки. Больше всего она страдала От того, что не может отплатить им той же монетой. Жаль, что нельзя вернуться в прошлое, заставить этих двоих пройти через тот же ад, в котором пришлось жить ей!

Пип с испуганным лицом застыла на лестнице, беспомощно глядя матери вслед. Что делать? Звать кого-то на помощь? Но кого? Она не знала. Поэтому она уселась на лестнице и молча прижала к себе Мусса. Чувствуя, что с его маленькой хозяйкой что-то неладно, пес завилял хвостом и принялся облизывать залитые слезами щеки Пип. Так они и сидели вдвоем, дожидаясь возвращения Офелии.

А та даже не заметила, как вихрем пролетела те десять кварталов, что отделяли ее небольшой особняк от дома, где жила Андреа. Офелия не обращала внимания на светофоры, проскакивая перекрестки на красный свет, и, с визгом затормозив возле дома, выскочила из машины, бросив ее на дороге. Ей и в голову не пришло позвонить Андреа по телефону. Единым духом взлетев по ступенькам, Офелия с силой дернула за шнур звонка. В спешке она забыла про пальто; поверх тонкой водолазки на ней не было ничего, но Офелия не чувствовала холода. Через пару минут Андреа распахнула дверь. Она держала на руках одетого в пижаму Уильяма. Увидев стоявшую в дверях Офелию, оба радостно заулыбались.