Мир от Гарпа

— Марго наверняка записала номер твоего пикапа, — сказала она ему. Повернув зеркало заднего обзора, она рассмотрела себя и промокнула разбитую губу широким воротничком платья. Орен Рэт двинул ей в ухо, и она ударилась головой о дверцу машины.

— В это зеркало смотрю я, — сказал он. — Не своевольничай, а то врежу как следует. — Он прихватил с собой ее бюстгальтер и прикрутил им ее запястья к толстым ржавым петлям „бардачка“.

Машину он вел не торопясь, как будто и не спешил убраться из города. Не проявил нетерпения, когда надолго застрял у светофора рядом с университетом. Он разглядывал пешеходов, пересекавших улицу; покачивал головой, цокая языком и удивляясь, как одеваются студенты. Со своего места в кабине пикапа ей было видно окно кабинета мужа, но она не знала, там ли он сейчас или читает лекцию.

Он был у себя, на четвертом этаже. Дорси Стэндиш стоял у окна и видел, как загорелся красный свет; поток машин двинулся, а толпа студентов временно застыла у перехода. Дорси Стэндиш любил разглядывать машины. В университетских городках немало импортных марок и роскошных лимузинов, но здесь контрастом им были машины жителей окрестных ферм: грузовики, высокие, с решетчатыми бортами фургоны для перевозки свиней и крупного скота, странные уборочные машины, заляпанные грязью проселочных дорог. Стэндиш ничего не понимал в сельском хозяйстве, но его завораживали животные и машины непонятного назначения и угрожающего вида. Вон прошла одна, с желобом (для чего он?) и тросами, на которых висело что-то тяжелое. Стэндишу нравилось воображать себе, как все это работает.

Внизу проехал ярко-бирюзовый пикап с вмятинами на крыльях и разбитым радиатором, черным от размозженных мух и застрявших в решетке оторванных птичьих голов. Рядом с водителем Стэндишу почудилась хорошенькая женщина. Что-то в ее прическе и профиле напомнило ему Хоуп, и платье на ней было ее любимого цвета. Но он был на четвертом этаже, грузовичок прошел мимо, а заднее стекло у него было так заляпано грязью, что Стэндиш ничего больше рассмотреть не мог. Да и пора было идти на первую лекцию, начинавшуюся в 9.30. Дорси Стэндиш подумал, что в такой безобразной машине вряд ли может ехать хорошенькая женщина.

— Твой муж наверняка все время трахает студенток, — сказал Орен Рэт. Его огромная рука с ножом лежала на коленке Хоуп.

— Не думаю, — ответила Хоуп.

— Дерьмо, ты ничего не понимаешь, — сказал он. — Вот я трахну тебя так, что будешь еще просить.

— Мне это все равно, — проговорила Хоуп. — А малыш, слава Богу, вне досягаемости.

— Зато ты в досягаемости, — ответил Орен Рэт. — И я могу с тобой сделать все, что угодно.

— С тебя станется, — насмешливо бросила она.

Они выехали за город. Рэт долго молчал.

— Не такой уж я сумасшедший, как ты думаешь, — наконец сказал он.

— Я не считаю тебя сумасшедшим, — соврала Хоуп. — Я думаю, ты просто глупый и грубый парень, у которого еще не было женщины.

В этот момент Орен Рэт, должно быть, почувствовал, что очень быстро теряет преимущества, которые дает страх. Хоуп пыталась нащупать подход к нему, но не могла понять, в какой степени этот ублюдок способен чувствовать унижение.

Свернули с проселочной дороги к ферме, окна которой были закрыты ставнями, неухоженная лужайка перед домом завалена всяким металлическим хламом: частями от трактора и других машин.

Эти Рэты не были в родстве со знаменитым изготовителем сосисок; они, по-видимому, разводили свиней. Хоуп увидела ряд серых пристроек под ржавыми покатыми крышами. На пандусе у коричневого сарая лежала на боку огромная свинья и тяжело дышала. Рядом со свиньей стояли двое мужчин, показавшиеся Хоуп мутантами той же группы, к которой принадлежал Орен Рэт.

— Мне нужен черный грузовик, — заявил Орен одному из них. — Эту машину ищут. — Он небрежно резанул ножом по бюстгальтеру, которым были привязаны к „бардачку“ руки Хоуп.

— Черт, — сказал один из мужчин.

Второй пожал плечами. На лице у него было большое красное пятно, вроде родимого, цветом и неровной поверхностью напоминавшее малину. Его так и звали в семье Малиновый Рэт. Хоуп, конечно, этого не знала.

На Орена и Хоуп они даже не взглянули. Тяжело дышавшая свиноматка взорвала тишину газовым выбросом.

— Черт, она опять, — ругнулся тот, что был без родимого пятна; если бы не глаза, лицо у него казалось более или менее нормальным. Звали его Уелдон.