На игле

Стиви хотелось перенестись за четыреста миль отсюда, на его холлоуэйскую квартиру, к Стелле. Они расстались впервые, с тех пор как стали жить вместе. Ему было не по себе. Как он ни старался, ему никак не удавалось сосредоточить внимание на образе Метти. Метти постоянно оборачивался Стеллой.

Картошка думал о том, как паршиво, должно быть, жить в Австралии. Жара, мошки и все эти унылые пригороды, которые показывают в «Соседях» и «Дома и в гостях». Наверно, в Австралии нет ни одного приличного пивняка, и она похожа на тёплый вариант Бэйбертон-Мэйнз, Бакстоуна или Ист-Крейгз. Такая скукотища, полнейшее говно. Интересно, нет ли в старых районах Мельбурна и Сиднея или где-нибудь ещё таких же жилых домов, как в Эдинбурге, или Глазго или даже Нью-Йорке, а если есть, то почему их никогда не показывают по телеку? И ещё интересно, почему он вспомнил про Австралию на похоронах Метти? Наверно, потому, что каждый раз, когда они с ним стусовывались, Картошка валялся вмазанный на матрасе и смотрел австралийскую мыльную оперу.

Элисон вспомнила, как занималась с Метти сексом. Это было сто лет назад, она тогда ещё не торчала. Ей было восемнадцать. Она попыталась вспомнить член Метти и его размеры, но у неё ничего вышло. Зато в памяти всплыло тело Метти. Худое и крепкое, хоть и не особо мускулистое. Он был худощавым, но симпатичным: пристальный, пронзительный взгляд, выдававший его беспокойный характер. Она хорошо запомнила слова Метти, сказанные им перед тем, как они легли в кровать. Он сказал ей:

— Я трахну тебя так, как тебя ещё никогда в жизни не трахали.

Он оказался прав. Так плохо её никогда не трахали: ни до, ни после. Через пару секунд Метти кончил прямо в неё и скатился набок, хватая ртом воздух.

Она даже не пыталась скрыть своего недовольства.

— Полный пиздец, — сказала она ему, встав с постели. Она возбудилась, но не получила удовлетворения, и ей хотелось выть от разочарования. Элисон оделась. Он ничего не сказал и даже не шелохнулся, но она могла поклясться, что, уходя, видела у него в глазах слёзы. Это воспоминание преследовало её, пока она смотрела на деревянный гроб, и она жалела, что обошлась с ним так жестоко.

Франко Бегби был рассержен и смущён. Любой вред, причинённый его друзьям, он воспринимал как личное оскорбление. Он гордился тем, что заботится о своих дружках. Смерть одного их них доказала его собственное бессилие. Франко решил эту проблему, обратив свой гнев на самого Метти. Он вспомнил, как Метти подосрал Цыгана и Майки Форрестера на Лотиэн-роуд, и они оба заявились к нему на флэт. На этот счёт у него не было никаких напрягов. Но ему важен был сам принцип. Нельзя подставлять своих корешей. Метти заплатил ему за свою трусость: физически — побоями и морально — кучей оскорбительных наездов. Но теперь Бегби понял, что этот чувак ещё мало ему заплатил.

Миссис Коннелл вспоминала детство Метти. Все мальчики были грязными, но Метти — грязнее всех. Как только он научился ходить, одежда на нём горела. Поэтому она не удивилась, когда подросток Метти стал панком. Просто его жизнь заставила. Метти всегда был панком. Она вспомнила один эпизод. Когда он был маленьким, она пошла вставлять зубы и взяла его с собой. По дороге домой ей стало стыдно. Метти решил рассказать всем пассажирам автобуса, что его мама вставила зубы. Он был очень отзывчивым ребёнком. «Мы теряем их», — подумала она. После семи лет они вам больше не принадлежат. Потом, когда вы приспосабливаетесь к ним, что-то происходит в четырнадцать лет. А когда начинается героин, то они уже не принадлежат самим себе. Чем больше героина, тем меньше Метти.

Она тихо и прерывисто всхлипывала. Валиум делил её скорбь на маленькие противные порывы ветра, пытаясь рассеять неистовый ураган острой тревоги и горя внутри неё, который он одновременно старался удержать под спудом.

Энтони, младший брат Метти, думал о мести. О мести всем этим подонкам, которые угробили его брата. Он знал их, у некоторых из них хватило наглости придти сегодня сюда. Мёрфи, Рентон и Уильямсон. Эти жалкие поцы, которые делают вид, будто срут мороженым, будто знают что-то такое, чего никто больше не знает, тогда как они просто вонючие торчки. Он знал и ещё более зловещие фигуры, стоявшие у них за спиной. Зря его брат, его слабовольный, бестолковый братец, связался с этой швалью.

Энтони мысленно вернулся к тому случаю, когда Дерек Сазерленд сильно поколотил его в заброшенном сортировочном депо. Метти узнал об этом и пошёл искать Дика Сазерленда, который был такого же возраста, как Энтони, и на два года младше его самого. Энтони вспомнил, с каким нетерпением он ждал полного унижения Дика Сазерленда от рук своего брата. Но униженным снова оказался Энтони, на сей раз косвенно. Удар был почти таким же сильным, как первый: он увидел, как его старинный враг играючи повалил брата и буквально смешал его с говном. Метти тогда его предал. Он всех потом предал.