Альковные секреты шеф-поваров

После второго «Гиннесса» Скиннер почувствовал, как все вчерашние кружки, рюмки и стаканы возвращаются мутным приливом, накатывают на него, переполняют организм…

— Эй, Роб,— промямлил он озабоченно (всего лишь озабоченно, отнюдь не паникуя, ибо пиво утихомирило душу).— Мне сегодня доклад делать… А я, вишь, опять нажрался.

И тут, как это обычно бывает в эпизодах с пьяным загулом, когда главный герой уже на все плюнул,— не кто иной, как брат-собутыльник, недавний искуситель, великолепный Малютка Макензи, подставил крепкое плечо и протянул руку помощи. Вернее, не руку, а пакетик кокаина.

— Лекарство,— ухмыльнулся друг.

— Спасибо, Роб!— воскликнул Скиннер с искренним чувством.— Ты мой спаситель.

14. Доклад

Она обнаружила их вскоре после похорон, когда расхаживала как одержимая по дому, словно надеясь отыскать мужа. Даже чердак не избежал осмотра: Джойс взобралась туда по скрипучим металлическим ступенькам — с напряженной спиной, замирая от ужаса, ибо боялась высоты.

Этот страх вкупе с неловкостью от мысли, что здесь заповедная территория сына, погнал ее вниз, в сад, так и не дав толком осмотреться. В садовом сарае Джойс почувствовала себя уютнее: запахи парафина и креозота напомнили о Ките. Она отважно вступила в бой с пауками, повсюду растянувшими сети, и жирными улитками, от которых оставались слизистые следы — отвратительные создания не имели права осквернять излюбленный уголок Кита. На душе сделалось покойно и легко. Джойс поняла, почему муж часами просиживал в сарае с книжечкой, и вскоре сама повадилась сюда приходить. Порой она приносила чайник или включала масляный обогреватель, дававший ощущение уюта, несравнимое с засушливым жаром центрального отопления.

Здесь она и обнаружила дневники — стопку толстых тетрадей в выдвижном ящике под старым верстаком, украшенным карими следами кофейной кружки. Это была греховная услада: Джойс смаковала записи тайком, никому не показывая, чувствуя себя мошенницей, присвоившей коллективную собственность.

При виде исписанных страниц ее неизменно охватывало сладкое чувство предвкушения — даже потом, когда все было уже несколько раз перечитано. Она подолгу замирала над иным безобидным словом, перебирая возможные смыслы, пока буквы не сливались в абсурдный узор, от которого кружилась голова. Дневники охватывали период с 1981-го по 1998 год. Почерк был странный: мелкий и витиеватый, совсем не похожий на руку Кита. Джойс разбирала записи с трудом, иногда даже при помощи лупы, борясь с неприятным ощущением, будто она шпионит. Однако изо дня в день сквозь торопливые бисерные строки сиял мощный и несомненный посыл чистой любви, и сомнения постепенно таяли, а сердце наполнялось тихим счастьем.

Порой, бросив взгляд на ржавый будильник и осознав, что чтение незаметно съело несколько часов, Джойс со смущением откладывала тетрадь и возвращалась в дом, где с утроенной энергией хваталась за хозяйство. В один из таких дней, затеяв большую стирку и разбирая наверху грязное белье, она учуяла подозрительный запах. Источником его были сыновние трусы. Она посмотрела их на свет, брезгливо поморщилась и не глядя запихнула в стиральную машину.

Выходные для Брайана Кибби выдались удачными. Во-первых, истовая подготовка к назначенному на вторник выступлению принесла плоды: доклад обещал получиться ярким и хорошо аргументированным. Во-вторых, он сходил с «Заводными походниками» в небольшой пеший рейд по окрестностям Нетти-Бридж и на обратном пути сидел в автобусе рядом с Люси Мур. В-третьих, еще три курочки из «Харвест Мун» снесли яйца.

Однако, вернувшись домой из похода, он обнаружил мать в слезах, с кипой толстых тетрадок на коленях.

Брайан проглотил набежавшую слюну: черные обложки казались зловещими.

— Что это, мам?

Джойс таращила огромные карие глаза, тронутые евангельской грустью. Смерть мужа побудила ее зарыться в лисью нору религиозности. Вспомнив детство, она обратилась к буквализму Свободной пресвитерианской церкви — к немалому огорчению приходского священника мистера Годфри. Ее интересовали преимущественно мистические аспекты веры, а базовые принципы оказались забыты, и, как следствие, в голове царил полный бедлам. Она стала привечать у себя в доме заезжих миссионеров из Техаса, а на днях, отправившись за покупками, затеяла в магазине яростный спор со случайными буддистами. Техасские миссионеры — чистенькие птенчики в черных костюмчиках, стриженные под бобрик, представляли интересы Новой церкви апостолов Христовых. Они регулярно снабжали Джойс брошюрами, которые та глотала с истерическим восторгом, хотя благодати в них было много меньше, чем в записках Кита.