Выкуп

Когда он пришел в управление ФБР и его приветствовал следователь по особо важным делам Холмквист, Филипп рассвирепел еще больше. Он находился под следствием и обвинялся в уклонении от уплаты налогов, умышленном обмане налоговых органов и незаконной переброске денег через границы штата. Это было весьма тяжелое обвинение, и они не собирались облегчать положение. Потом прибыл его адвокат, который посоветовал Филиппу оказывать следователю всяческое сотрудничество. Официальное обвинение было предъявлено ему Генеральным прокурором США, а проведение расследования поручено ФБР. Его попросили зайти в какую-то комнату вместе с его адвокатом и следователем Холмквистом, которого, как видно, ничуть не позабавил, но и не испугал величественный вид Филиппа. Его заверения в своей невиновности и его возмущение также не произвели на него впечатления. По правде говоря, в Филиппе Эдисоне не было ничего, что нравилось бы следователю Холмквисту, тем более ему не нравилось снисходительное обращение с его сотрудниками.

Следователь Рик Холмквист предоставил возможность адвокату посовещаться со своим клиентом, а после этого он в течение трех часов допрашивал Филиппа и был весьма не удовлетворен его ответами. Холмквист подписал ордер на обыск его офисов, который уже шел полным ходом, пока они разговаривали. Федеральный судья подписал ордер на обыск, затребованный Генеральным прокурором США, так как возник целый ряд серьезных вопросов относительно легитимности бизнеса Эдисона и подозрения в том, что он, возможно, отмывает деньги, причем, возможно, даже в суммах, составляющих многие миллионы. Как обычно, платный информатор сообщил им ценные сведения, и Филиппа чуть кондрашка не хватила, когда он услышал, что в этот самый момент полдюжины сотрудников ФБР ведут обыск в его офисе.

– Сделайте же что-нибудь! Это возмутительно! – орал он своему адвокату, который покачал головой и объяснил ему, что если имеется ордер на обыск, а судя по всему, таковой имеется, то он бессилен его остановить.

– В пятницу я уезжаю в Европу, – сказал он им, как будто ожидал, что они отложат расследование до его возвращения из отпуска.

– Это мы еще посмотрим, мистер Эдисон, – вежливо сказал Холмквист. Ему и раньше приходилось иметь дело с подобными типами, и они всегда производили на него крайне неприятное впечатление. По правде говоря, он всякий раз, когда появлялась такая возможность, обожал поиграть сними, как кошка с мышью. И у него было твердое намерение помучить Филиппа – естественно, после того как они зарегистрируют его как подозреваемого. Холмквист понимал, что, какую бы сумму залога они за него ни назначили, Филипп, учитывая размеры его состояния, окажется на свободе в считанные минуты. Но пока сумма залога не назначена, у него будет полная возможность допросить Филиппа.

Холмквист допрашивал его до конца рабочего дня. После этого Эдисона официально зарегистрировали и сообщили, что время позднее и федеральный судья не успеет назначить сумму залога. Поэтому ему придется провести ночь в тюрьме, и он сможет быть освобожден только после завтрашнего утреннего заседания, на котором и будет назначена сумма залога.

Филипп Эдисон был вне себя от ярости, и его адвокат не смог ничем ему помочь. Эдисон пока не имел четкого представления о том, чем было вызвано расследование. Судя по всему, речь шла о расхождениях между дебетовыми списаниями со счетов и депонированием средств, а также о переброске денег за пределы штата, в частности, в один банк в Неваде, где у него имелся счет на другое имя. Правительству было желательно знать, зачем и что именно он делает с этими деньгами и каков их источник. Он уже понял, что все это не имеет никакого отношения к его лабораториям, производящим кристаллический наркотик. Все деньги, на которые осуществлялось это производство, поступали со счета, который он открыл на чужое имя в банке Мехико, а выручка перечислялась на несколько номерных счетов в Швейцарии. По-видимому, дело и впрямь сводилось к уклонению от уплаты налогов. Следователь Холмквист сказал, что за последние несколько месяцев на банковский счет в Неваде поступало и снималось с него более одиннадцати миллионов долларов, причем главным образом снималось, и, насколько им известно, он не уплатил налоги ни с этой суммы, ни с процентов. Филипп продолжал демонстрировать полное безразличие к происходящему даже тогда, когда его поместили на ночь в камеру, хотя, уходя, бросил взбешенный взгляд на Холмквиста и на своего адвоката.