Включить. Выключить

— Сначала молоко, — сказала Дездемона, снимая куклу с чайника.

Кармайн не решился объяснить, что пьет чай по-американски — некрепкий, без молока, с кружочком лимона, — поэтому вежливо пригубил обжигающую жидкость.

— Записку видели? — спросила она, немного оттаяв от чая.

— Да. Теперь вам нельзя здесь оставаться.

— Мне никто и не позволит. Дежурства полиции давно уже осточертели домовладельцу. А теперь он будет рвать и метать. Куда же мне деваться?

— Под защиту полиции. Для таких, как вы, есть квартира в том же здании, где живу я.

— Я не могу позволить себе снять ее.

— По программе защиты свидетелей жилье предоставляется бесплатно, Дездемона.

Откуда в ней такое скупердяйство?

— Ясно. В таком случае начну собираться. У меня не много вещей.

— Сначала выпейте еще чаю и ответьте на пару вопросов. Вы ничего не слышали ночью? Виделись с Чарли?

— Нет, ничего не слышала. Сплю я крепко. Чарли зашел поздороваться, когда прибыл на дежурство, — я легла позже, чем обычно, поэтому сразу услышала его. Он часто заходил ко мне за книгами, хотя мой выбор авторов его не устраивал.

— Вчера вы дали ему книгу?

Незачем объяснять Дездемоне, что на дежурстве Чарли вообще не полагалось читать.

— Да, Найо Марш. Его заинтриговало имя, он не знал, как оно произносится. Я подумала, что ему это понравится больше, чем Агата Кристи, — у Марш жертвы чаще всего погибают в лужах экскрементов. — Она передернулась. — Совсем как Чарли.

— Убийца не заходил в квартиру?

— Нет, можете мне поверить — я проверяла. Все на месте, до последней булавки.

— А ведь мог и зайти. Этого я не предусмотрел.

— Пожалуйста, Кармайн, не вините себя.

Он поднялся.

— Скажите, Дездемона, вам случается когда-нибудь визжать?

— Конечно, — серьезно ответила она. — При виде пауков и тараканов.

— Как обычно, полный ноль, — объявил Патрик в кабинете Сильвестри. — Ни отпечатков пальцев, ни волокон, ни остатков тканей. Очевидно, он знал размеры оконного стекла, потому и разместил этот плакат — запиской его не назовешь — точно посередине. Не сдвинул в сторону ни на миллиметр. Прилепил четырьмя комочками пластилина по углам, посадив их чуть левее, чем требовалось, а потом сдвинув в сторону. Оказывается, он оригинал! Шрифт на плакате — переводной «летрасет», полужирный «таймс», сорок восьмой кегль. Бумага настолько тонкая, что сетка пропечаталась на обороте, все буквы до единой ровные. Дешевую бумагу для рисования в пачках можно купить в любом крупном супермаркете. Шрифт он прижимал чем-то округлым и металлическим — ручкой ножа или, возможно, ручкой скальпеля. Не лезвием — предмет был тупым.

— Можно ли определить, насколько велики его ладони, судя по тому, как он прижимал бумагу к пластилину? — спросил Марчиано.

— Нет. Думаю, он прикладывал к бумаге тряпку и давил через нее.

— Чем тебя так удивила удавка, Патси? — со вздохом спросил Кармайн. — Петля с рукояткой — обычная конструкция.

— Смотря какие. Эта рукоятка не из дерева, как мне сначала показалось, а из обточенной человеческой бедренной кости. Точнее, не обточенной, а стершейся от времени, поэтому я датирую ее по углероду. Струна — обычная фортепианная.

— Она врезалась достаточно глубоко, чтобы порвать кожу? — спросил Сильвестри.

— Нет, только пережала дыхательные пути и сонные артерии.

— Он пользовался этой удавкой и раньше.

— Да, опыт у него богатый.

— Но теперь оставил удавку на месте преступления. Значит, этой игрушкой он уже натешился? — спросил Эйб.

— Думаю, да.

— И вы по-прежнему считаете, что случившееся с Дездемоной Дюпре — отвлекающий маневр? — Кори был взволнован сильнее остальных: его жена дружила с женой Чарли.

— Во все остальное верится с трудом! — Кармайн запустил обе пятерни в волосы. — Ведь она не дура — если бы что-то узнала, то рассказала бы мне.

— Так что ты обо всем этом думаешь, Кармайн? — вмешался Сильвестри.

— По-моему, преступник выбрал ее по нескольким причинам. Во-первых, она одиночка — до нее проще добраться. Во-вторых, от остальных жертв она отличается как небо от земли. И пожалуй, самое важное: ему известно, что я обращаюсь к Дездемоне за помощью — единственной из «хагистов». Поэтому в послании она названа гадюкой.

— Кстати, насчет плаката, — поинтересовался Сильвестри.