Голливуд

На следующий день около полудня раздался звонок. Звонил Джон.

— Я нашел жилье. Франсуа приехал. Отличнейший дом, две кухни, и плата ничтожная.

— Где?

— В Венисе, в гетто. Брукс-авеню. Одни черные. На дорогах война. Роскошь!

— Ой ли?

— Приезжай, увидишь своими глазами.

— Когда?

— Да сейчас!

— Не знаю…

— Нельзя же упустить такой случай! Тут под нами соседи, нам слышно все, что они говорят, и как у них радио играет! И на каждом шагу — банды! Здесь построили общежитие. Денег никто не платит. Им отключили свет, воду, газ — хоть бы хны! Это просто военная территория! Полиция сюда носу не кажет, как в другой стране живем! Мне нравится! Ты немедленно должен приехать к нам в гости!

— А как туда попасть?

Джон продиктовал инструкцию и повесил трубку.

Я нашел Сару.

— Слушай, мне надо проведать Джона и Франсуа.

— Я с тобой.

— Нет, тебе нельзя. Это в гетто, в Венисе.

— Надо же-в гетто! И ты хочешь лишить меня этого удовольствия!

— Сделай одолжение, останься!

— Ты что же, думаешь, я пущу тебя туда одного?

Я положил в карман бритву, сунул деньги в ботинок и сказал «о'кей».

Мы медленно въезжали в гетто. Джон соврал: там жили не одни черные. На въезде было полным-полно латиносов. Я заметил человек восемь мексиканцев, они окружили какой-то древний рыдван. Все без рубашек или в рубашках навыпуск. Я медленно проехал мимо, стараясь не глядеть в их сторону. Они казались довольно мирными. Скорее всего, выжидали. Держались наготове. Наверное, просто скучали. Вполне симпатичные ребята. И чего им было дергаться из-за какого-то фраера?

Потом мы въехали в черную зону. На улицах по колено грязи и хлама — ботинок с левой ноги, апельсиновая кожура, рваная сумка, гнилой грейпфрут, еще один левый ботинок, джинсы, автомобильный скат…

Тут надо было смотреть в оба.

Два пацана лет по одиннадцати, на велосипедах, уставились прямо на нас. В их глазах читалась откровенная ненависть. Я ощущал ее кожей. Черная беднота пышет ненавистью. И белая тоже. Только обзаведясь капитальцем, черные и белые начинают терпеть друг друга. Мало кто из белых любит черных. Очень не многие черные — если вообще такие найдутся — любят белых. В общем, мы квиты. А может, и нет. В капиталистическом обществе проигравший попадает в рабскую зависимость от победителя и проигравших всегда должно быть больше. Что тут поделаешь? Политики не помогут, а выкарабкаться самому как-то не хватает времени.

Мы наконец прибыли по адресу, припарковались и постучали в дверь.

В двери отворилось окошечко, в нем показался чей-то глаз.

— А, Хэнк и Сара!

Дверь открылась, и нас впустили.

Я выглянул в окно.

— Ты чего? — спросил Джон.

— Приглядываю за тачкой.

— Это правильно. Пошли, покажу вам две наши кухни.

Там и правда было две кухни, каждая с плитой, холодильником и раковиной.

— Раньше было две квартиры, их соединили.

— Очень мило, — сказала Сара. — Ты можешь готовить в одной кухне, Франсуа в другой.

— Сейчас мы живем практически на одних яйцах. Держим кур-несушек.

— Господи, Джон, неужто дела обстоят так скверно?

— Нет, зачем же. Просто мы решили, что раз уж сюда попали, будем тратиться в основном на вино и сигары. А как сценарий?

— Счастлив сообщить, что уже порядочно накатал. Я, правда, ни черта не смыслю в этих штуках, которые вставляют в сценарии, знаешь, всякие там «наплыв», «наезд», «панорама»…

— Не бери в голову, я потом вставлю куда надо.

— А Франсуа где? — спросила Сара.

— В той комнате… Можете войти.

Мы вошли. Франсуа крутил свою рулетку. Когда он напивался, нос у него краснел, как у пьяницы в комиксах. И чем больше он пил, тем больше-мрачнел. Во рту у него торчала наполовину выкуренная обслюнявленная сигара. Он сделал подряд несколько затяжек. Рядом с рулеткой стояла почти пустая бутылка.

— Черт, — буркнул он. — У меня выигрыш шестьдесят тыщ, а я пью это сраное вино, которое Джон выдает за настоящее, а это самое поганое дерьмо. Доллар тридцать пять центов за бутылку. Надулся этой кислой мочи по уши! Шестьдесят тыщ — и ни фига мне не светит! Никому я не нужен. Пора… кончать с собой.

— Пошли, Франсуа, — сказал Джон. — Покажем ребятам наших цыпляток.

— Цыпляток-блядок! Все время жрем эти яйца херовы! Одни яйца, чтоб им провалиться! А моя работа — круглые сутки стеречь чертовых кур, которых норовят спереть черные разбойники. Эти юные чернокожие джентльмены перемахивают забор и пикируют прямиком на курятник. Я луплю их дрыном и приговариваю: «Не трожьте, сукины дети, наших цыпляток-блядок, которые несут нам херовы яйца!» Мне некогда подумать о себе, о жизни и смерти, у меня только и делов — пасти чертовых разбойников! Джон, мне нужно еще вина и еще сигару!