Конец лета

– Может быть, это и так.

В голосе Шанталь неожиданно послышалась такая глубокая грусть, что Марк растерялся. Будь он менее рациональным человеком, он бы, наверное, послал к черту все разумные доводы и взял Шанталь с собой. Но Марк не мог так поступить.

– Дорогая, мне очень жаль. – Он мягко обнял ее за плечи и привлек к себе. Шанталь не сопротивлялась. – Я постараюсь что-нибудь придумать, хорошо?

Она молча кивнула, но по ее щеке скатилась одинокая слезника. В сердце Марка что-то дрогнуло.

– Меня не будет всего несколько дней, я вернусь в воскресенье вечером, и мы сможем пообедать у «Максима» до отъезда в Афины.

– Когда мы уезжаем?

– В понедельник или во вторник.

Шанталь снова кивнула. Всю дорогу до аэропорта Марк крепко обнимал ее.

Динна открыла входную дверь, остановилась и прислушалась. Тихо, выходной Маргарет еще не кончился, и в доме никого не было. Динне не верилось, что она ушла из дома всего восемнадцать часов назад. Казалось, с тех пор прошли недели, месяцы, может, даже годы. Когда она закрывала за собой дверь, ее сердце бешено колотилось. В доме Бена было так тихо, так спокойно. Она приняла ванну и оделась. На балконе резвились две птички. Динна немного понаблюдала за ними, а затем стала убирать постель, слушая одну из записей, обнаруженных у Бена. Перед тем как уйти, она заглянула в кухню и взяла из большой корзины сливу. Динну не покидало ощущение, что это и ее дом тоже, не только Бена, что они живут здесь много лет. А теперь она снова оказалась в доме Марка, в доме месье и мадам Дюра. Динна посмотрела на фотографию в серебряной рамке, сделанную в их первое лето на мысе Антиб. Неужели это была она? Неужели это она, неестественно улыбаясь, стоит с бокалом белого вина в руке, пока Марк разговаривает с матерью, лицо которой скрыто огромной соломенной шляпой? Сейчас, глядя на этот снимок, Динна снова почувствовала ту же неловкость, что и тогда. Ей было неловко даже находиться в этой комнате. Она стояла в дверях бледно-зеленой шелковой гостиной с большим обюссонским ковром на полу и ловила себя на мысли, что ее бросает в дрожь от одного только взгляда на эту комнату. Но это ее дом, здесь ее место – здесь, а не в маленьком домике на холме, где она провела ночь с посторонним мужчиной. И как ее только угораздило?

Динна сняла босоножки, босиком вошла в холодную зеленую гостиную и осторожно присела на диван. Что она натворила? Она изменила Марку – впервые за восемнадцать лет брака, причем это казалось ей совершенно нормальным, даже естественным. Целую ночь она прожила с ощущением, будто она знать не знает никакого Марка, будто она замужем за Беном. Динна потянулась за другой фотографией в серебряной рамке – за снимком Пилар – и заметила, что ее рука дрожит. Пилар была сфотографирована в костюме для тенниса, этот снимок тоже был сделан на юге Франции. Глядя на фотографию застывшим взглядом, Динна словно впала в оцепенение, она даже не сразу услышала, что кто-то звонит в дверь. Только через несколько минут она поняла, что за дверью кто-то есть.

Динна вскочила и поставила фотографию Пилар на место. Пока она шла к двери, в ее голове лихорадочно проносились мысли: «Кто там? Кто узнал? Вдруг это Бен?» Сейчас она не была готова встретиться с Беном. То, что они сделали, – неправильно, такого не должно быть. Ей необходимо сказать ему об этом, остановить его, пока не поздно, пока ее правильная, упорядоченная жизнь не расползлась по швам, пока...

– Кто там?

– Посылка.

Динна неохотно открыла дверь и увидела мальчишку-посыльного.

– Но я ничего не заказывала...

И тут Динна поняла: это цветы, цветы от Бена. Ее первой мыслью было отказаться, отослать цветы обратно, сделать вид, будто того, что произошло этой ночью, не было и никогда не будет. Но она протянула руки, взяла сверток и внесла его в дом. В холле Динна прочла на приложенной к цветам карточке:

«Любимая, поторопись домой. Жду тебя в пять.

Люблю, Бен».

«Люблю, Бен». Динна перечитала карточку еще раз, и перед глазами все расплылось от слез.

«Люблю, Бен». Поздно, она уже опоздала, она тоже его любит.

Динна быстро поднялась в свою комнату и упаковала небольшую сумку. Затем она прошла в студию. Пара холстов, краски – этого ей должно хватить. Динна не собиралась оставаться у Бена больше чем на несколько дней. Она оставила Маргарет записку с номером телефона, по которому с ней можно связаться, и объяснила, что некоторое время поживет у подруги. Около половины шестого Динна подъехала к дому Бена. Оставив «ягуар» за полквартала от дома, она прошла оставшийся путь пешком и в нерешительности остановилась у двери. «Господи, что же я делаю?» Бен услышал ее шаги и еще до того, как Динна успела позвонить, открыл дверь. Открыл, улыбнулся и, поклонившись, сделал приглашающий жест рукой: